— Ты откуда взялась? — зло осведомился он.
— От деда Бермуда, — она оттянула кофту и помахала ею для вентиляции. — Духота. Жарковато для апреля.
— Ты чего сюда пришла?
— Мне твой редактор обещал пачку газет. И вообще, ты чего скукожился? Не по кайфу мой визит?
— По кайфу.
— Ой, покраснел-то, — она всплеснула руками. Конечно, никакой крови на ее пальцах не было. Просто был жирный слой ярко-красного лака на ногтях. — Я от тебя угораю! Лысенький, ты — чумовой кент!
— И что, взяла газеты?
— Я свое всегда возьму, — заверила она, взвешивая в руке туго набитый полиэтиленовый пакет.
— По-моему, не всегда.
— Это почему? — удивилась она.
— Тебе любой психотерапевт скажет, что все эти игры в сговор с Князем Тьмы именно из-за неспособности взять все.
Тебе очень хочется научиться брать все. Но не дано.
— Психолог, да? Этот, как его, Мичурин.
— Мичурин — это садовод.
— Да знаю, лысенький, разницу между Юнгом и юнгой. Не дурная. Книжки читала… А я тебе халтурку выбила.
— Чего?
— Потерлась среди ваших. С редактором накоротке перетрещала. Договорились статью сделать о подземных капищах.
— Чего?
— Земля под Москвой, как сыр голландский, — вся в дырах. Метро, канализация, карстовые пещеры, река Яуза. Там есть и сатанинские капища, где служатся наиболее серьезные службы.
— И что?
— Твой редактор хочет статью о них.
— Что, решила переквалифицироваться из воспитательниц в журналисты?
— Не-а, у меня слог плохой.
— Зато язык длинный.
— В общем, я писать не хочу. И не буду.
— Тогда о чем базар был?
— Базар-мазар. Зелень-мелень, как говорят азеры, — она зевнула, поболтала ногой. — А базар был о том, что ты напишешь все.
— Эх, — крякнул Валдаев.
— Репортаж будет — загляденье. Я тебе и капища покажу, и тех, кто там тусуется.
— Что?!
— И следы крови от жертвоприношений.
— Не будет этого! — Валдаев хлопнул ладонью по столу, так что авторучка подпрыгнула и упала на пол. Он нагнулся, взял ее и увидел, что рука трясется.
— Да чего ты взбесился? — она покрутила пальцем у виска. — Хи-хи не хо-хо?
— Что?
— Крышу надо вовремя чинить, чтобы не протекала — вот что. Лысенький, у тебя с нервами плохо. То ты решил, что я из тебя кровь пришла пить. То орешь как резаный.
— С вами заорешь. Ни в какие капища я не полезу. Никакие следы крови и подземелья мне не нужны.
— Да ладно, что-нибудь придумаем. Я все сделаю. Ты только окультуришь, чтобы читали со слезами умиления на глазах. Хорошо?
— Поглядим.
— Погляди, зайчик. Погляди.
Валдаев оглядел Наташу с ног до головы, больше с сочувствием, чем с укором.
— Наташа, ты же неглупая девушка. Зачем тебе все это? Ты что, серьезно веришь в это мракобесие?
— Могу и не верить. Но оно есть.
— А если веришь, лучше бы в церковь ходила поклоны бить, чем этой дрянью тешиться.
— В церковь? Старо. Мусор. Сила христианского Бога убывает. Мир переходит во власть Дьяволу. Зайчик, разве это не очевидно? Оглядись.
— Ну ты даешь.
— Надо быть на стороне сильного. Иначе раздавят, как таракашку.
— Вообще, что ты хочешь? Звонишь. Истерики у тебя. «Убивают. Я боюсь. Горло перережут». Это что такое?
— А что?
— По тебе не скажешь, что ты чего-то боишься.
Она вдруг посмотрела ему в глаза. И произнесла, на этот раз не играя:
— А я ведь действительно боюсь, зайчик.
— Чего ты боишься?
— Их.
— Кого их? — хрипло произнес Валдаев.
— Тех, кто уже все решил за нас.
Валдаев вдруг увидел, что Наташа бледна. И что в глубине ее глаз действительно мечется нечто, что может быть и подавляемым страхом.
* * *
«Черный бизон» несколько лет назад был обычной общепитовской забегаловкой — тесной и гостеприимной для окрестных алкашей и сопливой шантропы, которые всегда могли найти здесь бутылку. В разгар общественных преобразований кому-то пришла в голову идея сделать в этом сарае стриптиз-бар. Никому не верилось, что затея приведет к финансовому успеху. Но сюда незамедлительно повалили со всей Москвы денежные люди. Судя по маркам машин, которые стояли на автостоянке, сильно денежные. Несколько раз сюда приезжал длиннющий как автобус белый «Линкольн» — таких на всю Москву раз-два и обчелся. Валдаев иногда считал эти выстроившиеся в ряд сверкающие авто, наблюдал из окна за этой фантастической, чужой жизнью. Он даже вывел некоторые закономерности. Больше всего съезжалось в «Бизон» народу на Пасху и на Рождество. Отмечали святые праздники стриптиз-зрелищем. Валдаев хмыкнул, неожиданно подумав: а может, здесь собираются те самые сатанисты, о которых его угораздило писать в последнее время. Это какой-то их эротический ритуал, черная месса, знак презрения ко всему святому. Или просто тут весело крутятся в чертовом колесе и тешатся вовсе не люди, а бесы и бесята, заполонившие город.
Валдаев пригубил кофе, поставил чашку на подоконник, на котором сидел сам. Кофе вечером его не смущал. Спать не мешал. Зато успокаивал нервы. Кофе, как ни странно, вносил некую стабильность в окружающую действительность. Он вместе с ароматом наполнял квартиру ощущением устойчивости вещей. И помогал, когда настроение дурное, хочется на стенку лезть.
Он передернул плечами, когда вспомнил, как сатанистка тянула к нему руку с красными каплями лака на ногтях. Стыдно было, как он перепугался. Но вместе с тем он ощутил, что это была не совсем шутка. В ней вдруг проглянуло что-то серьезное. Какой-то порыв.
— Не сожрет же, — вслух произнес он, и голос в квартире прозвучал глухо.
Часы показывали 23.55.
Телефон вдруг затренькал. Звенел он громко, напористо.
Валдаев затравленно посмотрел на него. Брать трубку или не брать?
— Кому не спится? — бодро произнес он и протянул руку.
Ладонь на секунду зависла над трубкой. Он будто боялся обжечься. Потом решительно схватил ее.
— Валдаев у телефона.
— Валера. Это Элла.
Он прикрыл глаза. Потом произнес, стараясь не показать рвущиеся наружу ликование и опасение, что она скажет что-то типа — «наша встреча была ошибкой». Или «проведенная вместе ночь — еще не повод для знакомства».
— Извини, — сказала она. — Меня не было в Москве. Нужно было срочно уехать.
