— Далеко была?
— В Риге… Мы встретимся?
— Я готов. Когда?
— Давай завтра. Одежда парадная. Свожу тебя на экскурсию.
— Куда?
— Ты немножко знаешь этого человека…
* * *
Элла встретила Валдаева в длинном махровом халате. В руке она держала фен на длинном проводе, подключенном к тройнику на кухне. Она чмокнула его в щеку и кивнула.
— Проходи в комнату. Сейчас наведу марафет. И мы в гости. Назначено.
— Куда?
— В логово интересного человека.
Валдаев был согласен на все.
Элла что-то делала в ванной. Оттуда доносился шорох фена, который время от времени прерывался, но потом снова возобновлялся. Наконец, она по-явилась, распушила руками свои роскошные волосы и сказала:
— Еще немного и буду похожа на человека, — она присела рядом с ним на диван.
— Тебе и так идет, — Валдаев прижмурился и осторожно обнял ее за плечи.
Она прильнула к нему. Их губы встретились. И Валдаев улетел куда-то в межпланетные пространства.
Он был счастлив. Он слился с ней все в том же безумном порыве. Было даже лучше, чем в прошлый раз. Сейчас он мог не забивать голову вопросами — оправдает ли он ее ожидания, будет ли на высоте. Он просто отдавался на волю несущего их потока. Время стало неважным. И вообще все на свете было неважным, кроме них двоих…
— Ох, — воскликнула Элла, взглянув на часы, когда они, расслабленные, обнаженные, немножко отстранились друг от друга. — Опоздаем.
— Нам это нужно? — лениво осведомился Валдаев. Ему страшно не хотелось вставать. А хотелось так и лежать, обняв Эллу за обнаженные плечи, и знать, что она готова прильнуть к нему снова и затрепетать от его щедрых ласк.
— Я обещала быть. И тебя привезти. Ты произвел хорошее впечатление и тебя хотят видеть снова.
— На кого произвел впечатление?
— Не важно, — она, обнаженная, встала на ковер, начала собирать одежду. За халатом даже не нагнулась, а просто отбросила его ногой в сторону. Извлекла из гардероба простенькое и скромное синее платье. Оно означало, что собираются они не на фуршет и не на светский раут.
Элла необыкновенно быстро для женщины оделась. Пока Валдаев натягивал свои одеяния, она уже быстрыми движениями профессионального художника подрисовала себе лицо.
Причесалась. Полюбовалась собой в зеркале — и было чем любоваться. Ее, пусть и не совершенных черт, лицо лучилось изнутри силой и ясностью.
— Готов? — Она окинула Валдаева оценивающим взором, поправила ему пиджак, расстегнула верхнюю пуговицу на рубашке. — Так лучше. Все, пошли.
На улице было тепло. Синоптики обещали десять градусов, но было все семнадцать. Валдаев раскаялся, что надел плащ. Стало немного жарко.
Они остановили такси.
— Мосфильмовская, — сказала она, остановив такси.
— Начало, конец? — осведомился водитель.
— Около киностудии. Покажу.
Пара небольших пробок и один затор — не так уж и плохо для современной Москвы. Минут через сорок машина затормозила около сталинского серого дома чуть в стороне от Мосфильмовской улицы.
— Приехали, — сказала Элла.
Валдаев расплатился. Они прошли в необычно чистый подъезд, скрытый за тяжелой металлической дверью, поднялись на девятый этаж. Элла стала бесцеремонно трезвонить, как не трезвонят, приходя к малознакомым людям.
Дверь открылась. Валдаев увидел ладно скроенного бородатого мужчину в синих джинсах и клетчатой рубашке.
— А, припозднившиеся. Здравствуйте, — сказал хозяин, отступая и пропуская гостей в прихожую.
Валдаев в первый момент не сообразил, кто этот человек. Но потом вспомнил, что это дядя Эллы, с которым он встречался на художественной выставке на Чистых прудах, — Ким Севастьянович Ротшаль.
В двухкомнатной просторной квартире был творческий беспорядок. Главная вещь, которая безраз-дельно царила здесь, — библиотека. Если, конечно, можно так назвать расставленные в ряд на полках, сложенные на столиках, столах, стульях и табуретках, а то и просто сваленные на полу книги. Помимо книг в большой комнате стояли круглый стол с несколькими стульями, старое кожаное кресло, новенький черный стол с мощным серебристым компьютером, работающим в режиме ожидания. На стене, свободной от книжных полок, висели рога и охотничье ружье с патронташем. В углу стояли телевизор «Сони» с метровым экраном и видеомагнитофон.
— Минуту, — Ротшаль отправился на кухню, появился оттуда с запотевшей бутылкой белого вина. — Не против?
— Конечно, не против, — сказала Элла.
Хозяин вновь удалился на кухню. Валдаев присел на мягкий, затертый стул. Элла устроилась в кресле.
— Дядя терпеть не может, когда ему помогают по дому, так что пусть сам накрывает стол, — она схватила пульт дистанционного управления. — Ну-ка, чем забавляется мой дядюшка, — с этими словами она нажала на кнопку. И чуть не подпрыгнула на месте, когда комнату огласил собачий лай и чье-то улюлюканье.
На экране за зайцем мчались собаки. Изящные, неземные создания — гончие. Маленький серый комок несся вперед. Он был жертвой. Что было у него на уме? Знал ли, что ему не уйти? Понимал ли, что судьба его решена?
— Ну вот, она уже забавляется, — улыбнулся Ротшаль, заходя в комнату. Он поставил на стол салатницу с неизменным московским блюдом — салатом оливье.
— Бедное животное! И ты наслаждаешься этим? — возмущенно воскликнула Элла.
— Наслаждение — сказано громко, — Ротшаль взял у Эллы пульт, включил медленный просмотр. Теперь собаки жили в другом времени. И от этого их движения стали куда более совершенными. — Но это красиво, — он обернулся к Валдаеву. — Вы не увлекаетесь охотой?
— Нет.
— Тоже, как Элле, жалко беззащитных животных?
— Что-то вроде того.
— Напрасно. Никто не хочет понять, что отношения охотника и жертвы лишены морали. Они — выражение борьбы за существование. Побеждает совершеннейший.
— Да, животные борются за существование, — горячо произнесла Элла. — А охотник просто развлекается.
— Нет, это не просто развлечение. Тут нечто гораздо большее. Это внутренняя потребность охотника. Отражение некоего общего закона, — Ротшаль задумался. — Впрочем, это долгий разговор.
Валдаев кинул взор на экран. Там дали увеличение бегущего зайца. И вдруг журналист представил себя на его месте. Надо рваться вперед, чтобы выжить. Но нет ни сил, ни возможности. А сзади — они. Преследователи… Чур меня!
Хозяин опять занялся сервировкой. Через пару минут на столе стояли тарелки с ветчиной, осетринкой, вазочка с икрой.
— Горячего не будет, — развел руками Ротшаль.
