Элла уселась на диване, едва прикрывшись простыней и прислонясь к ковру на стене. Она смотрела куда-то в окно, где под порывами ветра шевелились похожие на изломанные скрюченные лапы чудовищ ветки деревьев.
— О чем ты думаешь? — спросил Валдаев.
— Почему ты считаешь, что я о чем-то думаю?
— Потому что у тебя задумчивый вид.
— Я просто ловлю этот миг. Я сейчас почти счастлива. Это счастливый миг. И я не могу его поймать, поскольку стоит о нем подумать, а он в прошлом. Тебя никогда не пугала невозможность человека застолбить участок в настоящем?
— Как?
— Где оно настоящее? Ты не успеваешь ощутить его, а оно уже превращается в прошлое.
— Да, — кивнул он и выдал свою любимую идею: — Однажды мы понимаем, что время становится врагом.
— И однажды человек становится не в ладах со временем. У тебя не было никогда такого ощущения?
— Не знаю, — соврал он, пожав плечами.
Она опять молча уставилась на дергающиеся за окном ветки.
— Элла, — снова нарушил тишину Валдаев.
— Да, дорогой.
— Давно хотелось спросить… — Он запнулся, подумав, что давно зарекался выяснять отношения. Но сдержаться не мог. — Что ты во мне нашла? Почему ты со мной?
— Это как расценивать? — улыбнулась она.
— Просто как вопрос.
— Хочешь правду?
— Да.
— Такие люди, как ты, всегда хотят, чтобы им резали правду-матку, а потом, узнав ее, обижаются или впадают в черную тоску.
— Я не впаду.
— Что я в тебе нашла? Наверное, твою слабость. Не секрет, что женщины выбирают или диких, не-обузданных и сильных самцов, способных приносить мамонта в пещеру, таскать свою любовь за косы и защищать от невзгод. К таковым ты… — она запнулась.
— К таковым я не отношусь.
— Не относишься… Или женщины реализуют свой инстинкт материнства. Находят тех, кого им надо защищать.
— И что, меня надо защищать? — все-таки с готовностью обиделся он, хотя ничего нового она не сказала.
— И еще как, — произнесла она.
— Ну, спасибо, — шутливо произнес он, обнимая ее. — Ты моя валькирия. Амазонка…
— А что. Во мне есть эти качества, — не поддерживая шутливого тона, произнесла она. — Скорее — я Артемида. Я отлично умею охотиться.
— На зайцев?
— И на волков тоже, — холодно произнесла она, неожиданно резко отводя его руку.
Она поднялась.
— Я в ванную.
Она вышла. Зашуршал душ.
Валдаев присел на кровати. Он глянул в окно, но ничего интересного или необычного там не обнаружил. Посмотрел на часы — они показывали два.
С Эллой что-то сегодня не в порядке. Определенно. Но что с ней происходит? Он вдруг подумал, что почти не знает ее. Не знает ничего о ее проблемах, о ее жизни. Он эгоистично пользуется ее телом, даже не пытаясь ничего дать взамен.
А ведь ее что-то сильно гнетет — с необычной ясностью осознал он. А он боится даже спросить об этом. Он боится, что его призовут как защитника, а защитить он не мог даже себя.
На него резкой волной накатили нежность и страх — страх потерять ее. Он знал, что рано или поздно она уйдет от него. Он не из тех людей, с которыми такие женщины выдерживают долго. «Материнское чувство». Да нет, он, скорее, просто временная игрушка для нее. Забава.
От этих мыслей захотелось взвыть на луну. И чувства вдруг обострились. Опять этот запах неизвестных духов. И резкая боль в висках… Будто какое-то мощное течение повлекло его сознание в темную пучину. Он ощутил, как все уплывает — который раз уже за последние недели. Вдруг его кольнуло — погибаю.
Но он не погибал. Он просто выключился на миг…
Тут же включился. Сбросил с себя оцепенение. Поежился.
В комнате стало прохладно.
Элла опять обосновалась в душе, не желая оттуда вылезать.
Он терпеливо прождал минут десять. Вспомнил, с каким лицом она стояла недавно у зеркала. И пошел ее опять тормошить.
Он подошел к ванной. Душ по звуку хлестал там вовсю. Хлестал буднично, не вызывая никаких дурных ассоциаций. Валдаев вспомнил, как недавно он вполне серьезно боялся увидеть в своей ванной труп с перерезанным горлом. Господи, какой мусор может плавать в голове, как в грязном пруду!
— Элла, — бодро крикнул он.
Толкнул дверь — она была не заперта.
На этот раз ему в лицо дохнуло паром. Он прижмурил глаза.
— Элла, — вновь произнес он.
Открыл глаза.
И оторопел…
В ванной никого не было.
— Элла, — растерянно повторил он, будто ожидая, что она появится из-под раковины. — Что за шутки?
Он прислонился спиной к кафельной стене.
Потом он начал схватывать детали. Халат, в который закутывалась Элла, висел на крючке.
— Элла! — позвал он, выйдя из ванной.
Никто не откликнулся. Он обошел всю квартиру. У него теперь не было ни страха, ни отчаяния. Навалилось медвежьей тушей какое-то отупение.
Он сделал несколько открытий. Элла исчезла. И все вещи она оставила в квартире, так что можно было сделать вывод — исчезла она в чем мать родила. Может, улетела, как Маргарита, на метле?..
Следующее открытие было еще более ошеломляющим. Он наконец обратил внимание на то, на что должен был обратить с самого начала. На часах было двадцать минут четвертого. У него вылетело из сознания почти полтора часа. Они не могли пролететь за мгновение, на которое он отключился. Это было просто невозможно.
Ну и еще… Он заметил в ванной следы крови. И тут же смыл их душем. Потом опустился на пол и обхватил голову руками. Голова была пустая и гулкая, как чугунный котелок…
* * *
Валдаева расстреливали из пулемета. Пули со звоном лупили ему в грудь и рикошетили, впиваясь в стены…
Он замычал, повернулся на другой бок и приоткрыл глаза.
То не пулемет строчил, а телефон звонил.
Валдаев тупо посмотрел на аппарат, еще не в состоянии понять, что происходит и где он находится. Ему не хотелось ничего вспоминать. Он знал, что воспоминания эти лежат зловонным болотом где-то в туманной низине его сознания и лучше не трогать эту трясину.
И тут он вспомнил все разом. Вспомнил ночь. Вспомнил шелест душа. Вспомнил об Элле!
На кресле лежали ее вещи. Возникла дикая мысль: сама Элла будто сожрана монстром с темной стороны и от нее осталась только мятая обертка, как от съеденной конфеты, — колготки, платье, бюстгальтер, туфли.
Ночью, когда он понял, что дела плохи, ему захотелось отключиться от всего этого. Он съел одну таблетку снотворного. Не подействовало. Тогда отведал еще одну — и провалился в глубокий сон.
