«Два-Ноль-Шесть», – скрипнуло в передатчике. Как ногтями по стеклу, Энцо даже сморщился. Приказывают еще, как будто он их подчиненный.
– Иду, – ответил Энцо и вышел за декурионом и его напарником.
«Эй, дебил, – донеслось от напарника. Высокий молодой голос, правильный патрицианский выговор. – На предохранитель поставь».
Энцо глянул на оружие в руке – и правда, забыл. Сейчас бы себе ногу отстрелил. Был бы без руки и без ноги, обосраться от смеха. Он торопливо вдавил нужную кнопку на стволе, и индикатор, мигнув, погас.
Заметив приоткрытую дверь, Энцо отстал от орликов. Те шли, не оборачиваясь и ведя перед собой оружием, свернули за поворот.
Вот и скатертью дорожка.
Энцо толкнул дверь дулом распылителя и включил фонарик, высветив аквариумы длиной в марсианский рост. Они были наполнены голубоватым раствором, в котором поблескивали хромом инструменты. Пять фиксаторов как раз под размер шеи, щиколоток и запястий. Трубки с маской для дыхания. Длинные тонкие спицы, полые внутри. Управление ими велось с пультов снаружи.
Опять какие-то эксперименты над крио? Энцо сжал рукоять распылителя. Разбить бы эти штуки к такой-то матери, но грохот будет на весь уровень.
Все-таки он не жалел патрициев, погибших на поверхности. Они это заслужили.
Наверху, в холле, все уже были в сборе. Легионеров стало меньше раза в два, костюмы в чужой крови и каком-то дерьме. У половины на оружии горели красные индикаторы. У Энцо тоже заряда осталось негусто, выстрелов на десять. Ни о чем, учитывая, что до базы час пехом.
– Сколько их? – развернув шлем, декурион спросил у разведчика.
Разведчик что-то тыцал в блокноте. Вытер нос, оставив на лице грязную полосу.
– Подключились только камеры у входа. В зоне видимости шесть объектов. Три на лестнице, один на стоянке, два на стенах, на уровне третьего этажа.
Декурион пожевал губу, со звучным хрустом почесал бритый затылок. Окинул взглядом лаборанта и разложенные вокруг него батареи, подошел к нему и протянул свой распылитель.
– Ну, показывай, как эта хрень работает.
Лаборант сперва оцепенел, как будто кликом вмазался, – вытаращил глаза, типа не понял, о чем ему говорят. Потом засуетился, начал растаскивать аппараты из коробок, разложил их на полу и соединил между собой проводами. Какая-то дико древняя система, такой пользовались, наверное, две тыщи лет назад.
Затем выпрямился и странно вытаращил глаза.
– Мне, – начал неуверенно. – Мне нужно тело.
– Что? – декурион даже обернулся.
– Тело. Мертвое тело, желательно, не начавшее разлагаться.
Теперь на него смотрели все орлики и Энцо. А ведь и правда, батарейки-то трупные, значит, нужен жмурик…
– Понимаете, мне нужно подключить клеммы к телу, – словно извиняясь, начал лаборант. – Мертвая ткань, именно мертвая, пропуская через себя заряд нашего устройства, многократно умножает его, приобретая возможности, сравнимые…
Декурион на миг прикрыл глаза.
– Довольно. – Он указал на двух легионеров. – Тащите тело.
– Ка… Какое? – растерянно спросил один. Взглядом он уже нашел искомое у стены – наполовину съеденное, в легионерских обрывках. Но тащить не торопился.
– Любое! – рявкнул декурион. – Сейчас!
Первый кинулся исполнять приказ, второй так и остался на месте, безмолвно шевеля губами. Плюнув, Энцо пошел вместо него. Если нужен трупешник, чтобы отсюда выбраться, – он притащит этот трупешник. Мертвому все равно, а вот Энцо еще пожить хочется, и не время сиськи мять.
Вдвоем они подтащили обезглавленное тело к проводам и аппаратам. Положили там, куда указал лаборант и отошли: легионер – прикрыв рот ладонью, Энцо – на всякий случай, вдруг не сработает и рванет?
Но батареи и правда заряжались. Марсова сила, причем, быстрее, чем от левого аккумулятора у «Псов» в тоннелях. Пять минут, и батарея показывала максимум, даже «гидра», которая жрала в два раза больше распылителя. Клеммы лаборант подключил прямо к остаткам шеи, длинную спицу, похожую на то, чем орудовал Два Ноля, воткнул в тело. Судя по ловким уверенным движениям, делал это не в первый раз.
А что, удобно, подумал Энцо с нездоровым весельем. В их-то ситуации. Жмуров сейчас много, заряжай хоть каждый день. Пока не зарядят от тебя самого.
– Что с крио? – тихо спросил он, склонясь к уху декуриона.
– А что с ними?
– Ну… – Энцо замялся, подбирая слова, чтоб без матюков. – Охрана перебита вся. Кто крио кормить будет, следить за ними?
– Хочешь, ты оставайся. Будешь с ложечки кормить. – Фыркнув, декурион качнул головой, сплюнул. Ноксер, здоровый детина с черной бородищей, обернулся и пробасил:
– За ними придут, малец. Подтянется декурия из другого крыла.
Энцо кивнул и поежился под направленными на него взглядами. Он знал, что они думали. Что номер за своих волнуется. Да, Марс подери, и что с того? Он знал, каково это – сидеть там, в невидимом пузыре силового поля. От одного воспоминания на стену лезть хотелось.
«За ними придут» – это уж точно, вот только кто будет первым: орлики или черные инопланетные твари?
Скоро оружие было готово, батареи собраны в сумки, легионеры стояли на изготовке.
– Открывай, – коротко велел декурион. Разведчик поднял скобы, которые Энцо загонял в пазы своими руками. Широкие двери распахнулись, открывая залитые вечерним светом развалины, призрачно-желтое небо над головой.
Энцо всадил себе последний «квикшот». Короткая волна тошноты, и в голову снова ударил адреналин. Хорошо, гораздо лучше страха.
Первую шестерку сняли сразу, знали же, где те сидят. Но стоило выйти за территорию, как вывалило еще десять. Они лезли с нижнего уровня, из разлома, карабкались прямо по стенам колонн. Жрать хотели, уродские твари?
Энцо зло ударил по кнопке предохранителя, и оружие загудело в руках.
Щас получат свою жратву.
– Гребаные бляди! – проорал он, высаживая всю батарею в черные тела. Те весело разлетались на хитиновые ошметки и мясо с фиолетовым отливом. Твари, которых не задело, остановились и странно съежились. Почему-то застыли, как от шока. Энцо даже подумал, что напугал их своим ором.
Им же хуже.
Энцо прошелся по ним очередью.
Мертвый зов
Малая в тесной капсуле, в холоде. Её тело тяжелое, разбухшее, горло чем-то забито. В голове жужжат сотни, тысячи сигналов и чужих голосов. Она спит? Она бодрствует? Малая не знает.
Через заиндевевшее окошко в капсуле на нее смотрит страшное лицо: нос и рот закрыты черным респиратором. Затем капсула кренится, будто ее заваливают набок. Ремни впиваются в плечи. Поток чуждой информации иссякает, и эта тишина – большое облегчение.
