Два друга узнали, что на расстоянии одного шабира на восток есть еще и четвертая группа, которую держат в темном и тихом месте: группа заключенных, всего несколько тысяч, закованных в кандалы по сотне, которые ожидали благословения перед отправкой на фронт. Среди них были военнопленные, захваченные у Врага, которые не захотели отправляться в лагеря смерти и предпочли принять веру Гкабула и вернуться на фронт, но на этот раз уже с праведной стороны; остальные же были абистанскими осужденными, разными негодяями, мятежниками, бандитами с большой дороги, которые, вместо того чтобы помирать на стадионе или в лагерях, решили стать камикадзе; их отправляли к самой линии фронта, чтоб они подорвали себя в стане Врага. Попасть в эту группу считалось снисхождением, которое даровалось далеко не всем осужденным на смерть (и никогда – вероотступам), но исключительно тем, кто проявлял истинное желание служить Абистану во имя Йолаха и Аби, да будет честь им и хвала. Об этом Ати и Коа рассказал один старый бездельник, так как у него самого сын избежал стадиона, потому что изъявил желание стать добровольцем и пойти поздороваться с Врагом.
С горделивым смехом старик объяснил:
– Он погиб как мученик, а я за это получил хорошую пенсию и обслуживание без очереди в государственных магазинах.
Ати взволнованно подумал о своем друге и попутчике Назе. Здесь он жил в величии и тайне, в беспросветном безумии и абсолютном подчинении. Что с ним произошло, где он? Ати рассчитывал на содействие Тоза, надеясь узнать судьбу Наза и прийти ему на помощь.
Тут к двум товарищам подошел человек, явно профессионал: у него был вид действительно честного и опытного жулика, за которого он себя и выдавал, так что даже родную мать сумел бы провести. Какое-то время он наблюдал за Ати и Коа, пока те не обратили на него внимание. Тогда незнакомец сказал им:
– Если желаете хорошее место в очереди, у меня для вас есть отменные предложения… По такой стоимости, которую я беру только с друзей.
– Все в порядке, брат, мы просто прогуливаемся…
– Могу также достать разные документы, устроить встречи, раздобыть дефицитные продукты и всякие сведения…
– Ну что ж, посмотрим… что ты можешь нам сообщить о некоем Назе? Он работает в Абиправе, в археологической службе.
Торговец услугами улыбнулся с хитрецой, будто готовился раскрыть великий секрет:
– А что именно вы хотите узнать?
– Все, что ты нам можешь о нем поведать.
– А конкретнее?
– Ну, где он живет, например. Мы не прочь навестить его…
– Дайте мне аванс и приходите завтра, получите интересующую вас информацию… А за небольшую доплату я провожу вас к вашему знакомому или даже приведу его сюда.
Двум друзьям быстро наскучила игра «побеждает тот, кто хитрее». Пришло время возвращаться на склад, пока не начало светать: вот-вот на тропу войны выйдут шпионы.
Уже через десять шагов, предупрежденные шестым чувством, развившимся у них за время рискованного и абсурдного турне по Кодсабаду, они обернулись и увидели, как торговец услугами указывает на них пальцем патрульным. Торговец тоже оказался шпионом и предателем.
Не колеблясь ни секунды, приятели взяли ноги в руки. Чауши тоже не мешкали: они принялись кричать и палить во все стороны из оружия. Ати крикнул Коа:
– Бежим в разные стороны!.. Ты давай налево… Встретимся на складе… Беги… быстро!
Узкий темный лабиринт А19 был на руку беглецам, но со стороны преследователей оставалось численное преимущество, к тому же усиленное примкнувшим к ним подкреплением из числа уличных зевак.
Но уже на первом повороте беглецов поглотила ночь.
Откуда-то издалека до них доносились выстрелы, потом… все стихло.
Ати бежал изо всех сил час или два. Ноги ужасно болели, а легкие бывшего туберкулезника горели огнем. Наконец он нырнул в узкий тупик и спрятался за кучей отбросов, которую решительно охраняли двенадцать исключительно бандитского вида котяр. Сначала они шипели пришельцу в уши, выставляя вперед клыки и когти, а затем, увидев, сколь жалок их противник, опять вернулись к несению сонной охраны на вершине своего продовольственного хранилища.
Час спустя Ати продолжил свой путь и кое-как, кружа и блуждая, дошел до склада как раз в тот момент, когда в мокбах звоном начинали созывать верующих на первую молитву святого дня. Было четыре часа утра. На другом краю города ночь пропустила первый луч света. Ати добрался до своего ложа, завернулся в одеяло и уснул. А перед этим успел подумать, что скоро к нему присоединится и Коа, и что приятно будет видеть своего друга целым и невредимым, спокойно дрыхнущим, будто ничего и не случилось.
Еще солнце не успело полностью высвободиться из лап ночи, как на склад неожиданно примчался Тоз и бесцеремонно вырвал Ати из кошмара, в котором тот барахтался во сне. Ати вскочил с постели, будто на него набросились, чтобы задушить, десять патрульных. Не успев как следует опомниться, он тут же опять впал в отчаяние, увидев, что Коа не вернулся: постель друга была пуста.
– Просыпайся, черт возьми, просыпайся! – кричал Тоз.
Тоз был не из тех, кто мог растеряться в споре, он прекрасно владел собой. Он схватил Ати за грудки и хорошенько встряхнул. В голосе лавочника хватило бы авторитета, чтобы поставить целую компанию мятежников по стойке «смирно».
– Сядь и рассказывай, что случилось, – велел он.
– Я… э-э… мы вышли подышать свежим воздухом… ну и прогулялись до Абиправа…
– И вот результат: квартал оцеплен, повсюду рыщут чауши, а люди выдают друг друга наперебой… Такого нельзя было делать ни в коем случае…
– Я очень сожалею… А Коа – вы о нем что-то знаете?
– Пока ничего… Я переведу тебя в другое место; здесь, на складе, уже небезопасно… Так как выйти теперь невозможно, будешь прятаться в чулане, который я устроил внизу за фальшивой стеной, чтобы хранить редкие вещи… а сегодня вечером или завтра один человек придет за тобой, чтобы отвести в другое укрытие… Его зовут Дер, просто иди за ним и ничего не спрашивай… Ладно, я пошел, мне нужно принять кое-какие меры.
– А как же Коа?
– Я наведу справки. Если он был схвачен или убит чаушами, я узнаю об этом сегодня же, а если нет, то придется подождать… Или он спрятался где-нибудь и рано или поздно объявится… или лежит мертвый в какой-нибудь яме, где его труп скоро обнаружат.
Ати схватился руками за голову и разразился плачем. Он чувствовал себя виноватым, он нес ответственность за все случившееся, отдавал себе отчет в том, какое пагубное влияние оказывал на Коа, даже не попытавшись умерить его природный пыл. И того хуже: Ати воспользовался наивностью друга, вдохновил его своими россказнями сержанта-вербовщика о добре и зле, призывая отправиться на поиски истины. Разве Коа мог противиться этому? Он был бунтовщиком от рождения, стоило только указать, против чего бунтовать.
