Я пытался тянуть время. Шарлотта легла в одну из огромных кроватей, а я, вместо того, чтобы присоединиться к ней, намотал полотенце на голову. Когда я принялся рыться в своем чемодане, чтобы выиграть еще немного времени, она громко вздохнула.
– Ты собираешься выложить из чемодана все вещи, а потом снова их туда уложить? Именно сейчас? Вместо того, чтобы лечь в кровать вместе со мной?
Ну конечно, она меня раскусила.
Я засмеялся и, прежде чем сесть на край кровати, достал из чемодана футболку.
Я не знаю, где мне лучше спать.
Она нахмурилась.
– Ты хочешь сказать, что…
– Не умничай.
– Давай ложись в кровать, Рид, – она откинула одеяло. – Именно сюда. Я это говорю на тот случай, если ты все еще сомневаешься.
В мире не было другого места, где бы я сейчас так сильно хотел оказаться. И тем более целая ночь – это лучше, чем один час в душе. Ей не пришлось просить меня дважды. Я подошел к выключателю и, прежде чем лечь к ней в кровать, выключил свет. Я лежал на спине, а Шарлотта прижималась к моему плечу. Это казалось мне таким естественным, словно мы всю жизнь так делали. Моя рука обнимала ее, а моя ладонь гладила волосы у нее на макушке.
Несколько минут спустя Шарлотта спросила:
– Рид, ты веришь в бога?
После того, как мне поставили диагноз, я в течение первых месяцев много думал на эту тему. И я не был уверен в том, что верю в бога. Но когда я осознал свой страх не верить в него, я понял, что раз я боюсь не верить, значит, верю в некую силу, которой боюсь.
– Верю.
– А в рай ты веришь?
– Думаю, он есть.
– Как думаешь, собаки после смерти попадают туда?
Я улыбнулся в темноте. В стиле Шарлотты. Я-то думал, что у нас начнется философская дискуссия на предмет существования рая и ада, а ее, оказывается, волнует, куда после смерти попадают собаки.
– Думаю, да. Ты переживаешь о какой-то конкретной собаке?
– О Неде Елиме.
– О ком?
– Это моя собака. Она была у меня давно и умерла, когда мне было семнадцать. Ее звали Нед Елим.
– Ее так назвали в чью-то честь?
– Типа того…
Из ее неохотного ответа я сделал вывод, что с этим Недом связана какая-то история. Такая история, которая могла приключиться только с Шарлоттой.
– Выкладывай, Дарлинг. Почему эту собаку так назвали?
– Дарлинг с большой буквы «Д» или с маленькой?
– После того, что произошло в душе, предлагаю не упоминать ничего маленького.
Она захихикала. Господи, как же я люблю этот смех.
– Обещай, что не будешь смеяться, – попросила она.
– Ни в коем случае.
Она прижалась к моей груди.
– Когда я ходила в детский сад, мы там учили Клятву Верности. Поскольку в то время мы только начали учиться читать, а многие слова в тексте клятвы были длинными, воспитательница каждый день разучивала с нами одну строчку. Я очень гордилась тем, что у меня получалось все запомнить. И однажды вечером я развернула флаг, который мои родители хранили во флагштоке на веранде, и после ужина решила продемонстрировать, какая я молодец.
– Продолжай…
Она села в кровати. В номере было темно, но я мог разглядеть, что она прижала руку к груди.
– Обязуюсь хранить верность флагу Соединенных Штатов Америки и Республике, которую он олицетворяет, единой перед богом, неделимой, свободной и справедливой во всем.
Я расхохотался.
– Ты подумала, что вместо слова «неделимой» были слова «Нед Елим»?
– Мои родители тоже посчитали это очень смешным. Это стало нашей семейной шуткой. Каждый раз, когда отец задавал маме вопрос: «Как звали того парня, которого мы встретили на вечеринке той ночью?», моя мама всегда ему отвечала: «Нед Елим». Поэтому, когда родители решили сделать мне сюрприз и на семилетие подарили щенка, он уже был обречен на кличку Нед Елим.
– Обречен.
– Ты что, смеешься надо мной?
Я расхохотался.
– Шарлотта, не переживай, Нед Елим попал в рай. И я уверен, что другие собаки с кличками типа Дружок или Шарик завидуют его крутому имени.
Шарлотта легла на спину. На этот раз ее голова оказалась у моего сердца.
– Надеюсь, он сейчас встретился с моей мамой.
– Конечно, красавица моя. Конечно, он с ней встретился.
После этих слов она долго лежала молча. Я уже начал думать, что она уснула. Но она, очевидно, думала не только о Неде Елиме.
– Почему господь допускает, чтобы люди умирали такими молодыми?
– Я много времени провел, пытаясь найти ответ на этот же вопрос. И ответ такой – я понятия не имею. И я уверен, что никто не сможет ответить. Поэтому я предпочитаю думать, что на небесах, возможно, лучше, чем здесь, на земле; а смерть – не всегда наказание, иногда она приходит как награда, избавляя людей от боли.
Шарлотта приподняла голову, чтобы посмотреть на меня.
– Ничего себе. Какой прекрасный ход мысли.
Я потрепал ее щеку.
– Лидия сейчас в лучшем мире. Тяжело приходится тем, кто остается.
– Я и представить не могу, через что пришлось пройти моим братьям. Я чувствую пустоту в душе, хотя я провела с мамой совсем мало времени.
Ее признание повисло в воздухе.
Я поцеловал ее в макушку и крепко обнял.
– Поспи немного. Завтра будет долгий день. Нам нужно будет все организовать.
Она зевнула.
– Хорошо.
В тот самый момент, когда я начал засыпать, она прошептала:
– Рид, ты спишь?
– Я спал…
– Просто хочу сказать еще кое-что. – Она замолчала. – Думаю, лучше жить воспоминаниями, даже если они причиняют боль, чем жить так, чтобы было нечего вспомнить.
* * *
Она нравилась людям. Мужчинам, женщинам, старикам, всем.
Стоя в другом конце комнаты, в которой проходил прием, я наблюдал, как Шарлотта разговаривала с пожилой парой. Единственными знакомыми ей людьми перед началом поминок были два ее брата. А сегодня все, кто приходил выразить соболезнования, были с ней знакомы. Все ее знали и, поговорив с ней несколько минут, уходили от нее с улыбкой на лице.
В самом начале мероприятия я стоял рядом с ней, так как хотел быть рядом, если ей понадобится моя поддержка. Но спустя некоторое время я отошел в сторону, чтобы не мешать ей общаться с ее только недавно приобретенной семьей. Приемная мать Шарлотты прилетела накануне, чтобы поддержать дочь. Мы легко поужинали, а за десертом пошли в ресторан, о котором мать Шарлотты прочитала в журнале, пока летела в самолете. Мне хватило времени, чтобы понять, почему Шарлотта такая стремительная. Ее характер – результат битвы между природой и воспитанием, в которой победило воспитание.
