– Да, и ты сидишь сложа руки!
– Если у тебя есть здравые предложения…
– Угони машину, застрели кого-нибудь – в общем, делай что хочешь, но чтобы мы жили как люди, а не как полевые мыши! Куда-то же можно податься. Наверняка у моих родителей все хорошо. Или давай вернемся в лагерь. Уверена, увидев Салли, они нас впустят.
– А что с ней?
– Ты все равно не поймешь.
– То есть?
Она не ответила, но я, кажется, понял. Никаких проблем у Салли не было, кроме очевидных. Изобель просто снова решила наступить мне на больную мозоль.
– Не дави на меня так. Я не могу волшебным образом все решить. Да и ты тоже. Если бы выход был, мы бы его нашли.
– Нужно искать. Нельзя вечно жить в палатке посреди поля.
– Ты разве не видишь, что в стране творится? Полный раздрай, и в Лондоне, думаю, не лучше. Все дороги перекрыты полицией, в города стянуты войска. Газет не печатают, радио глушат. Поэтому я предлагаю ждать – столько, сколько нужно, пока ситуация хотя бы немного стабилизируется. Даже будь у нас машина, сомневаюсь, чтобы нам дали далеко уехать. Когда ты в последний раз видела водителей на дороге?
Изобель не выдержала и расплакалась. Я попытался утешить ее, но она меня оттолкнула. Пришлось стоять и ждать, пока она успокоится. Разговор складывался не так, как я ожидал. Салли все это время наблюдала за нами с противоположного края поля.
Наконец, Изобель немного успокоилась.
– Послушай, – сказал я, – чего тебе больше всего хочется?
– Тебе-то какая разница?
– И все-таки скажи.
Она тяжело вздохнула.
– Мне хочется, чтобы все снова было как раньше.
– Как дома в Саутгейте? Со всеми нашими скандалами?
– И со всеми женщинами, с которыми ты пропадал по ночам.
Изобель знала о моих похождениях на стороне, но ее обвинения давно меня не задевали.
– И это, по-твоему, лучше? – спросил я. – Ты правда так думаешь?
– Да, я так думаю.
– То есть, наша семейная жизнь тебя полностью устраивала, и ты правда хочешь все вернуть?
Я тоже задавался этим вопросом. Свой ответ у меня был: наш брак закончился, даже не начавшись.
– Все что угодно… лишь бы не так, как сейчас.
– Изобель, это не ответ.
Я уже приготовился сообщить ей свое решение. Да, понимаю, жестоко ставить человека перед фактом, особенно когда он в таком состоянии, но по крайней мере это выход из положения, которое ненавистно нам обоим. Только я хотел идти вперед, тогда как она хотела повернуть время вспять. С другой стороны, а какая, собственно, разница?
– Хорошо, тогда предлагаю разделиться, – сказала Изобель. – Ты вернешься в Лондон и попробуешь найти нам жилье. Я заберу Салли, мы доберемся до Бристоля и будем ждать от тебя вестей. Что скажешь?
– Нет, ни в коем случае, – не раздумывая ответил я. – Салли я тебе не отдам. Ты не сможешь ее защитить.
– Что значит не смогу защитить? Я ее мать!
– Быть матерью не значит быть способной на все.
Прежде чем отвести взгляд, я увидел в глазах жены неподдельную ненависть. На самом деле, я изменял ей не потому, что искал кого-то получше, а потому, что это создавало между нами дистанцию. Не потому, что мне чего-то не хватало в нашем браке, а потому, что у меня не было сил жить в нем. Да, началось все с неудовлетворенности в постели – виной тому какие-то личные проблемы Изобель, – но со временем это перестало быть главной причиной. Семейные трудности накапливались снежным комом, и в итоге я уже не знал, как с ними справиться. Свою вину я, конечно, не отрицаю. Именно поэтому ее гнев и вызвал у меня одновременно и обиду, и раскаяние.
– В общем, я все сказала. От тебя вариантов явно не дождешься.
– Почему же? Как раз наоборот.
– Да? И что же ты предлагаешь?
Вот теперь я все ей сказал: Салли остается со мной, а она пусть отправляется в Бристоль в одиночку. С собой она может взять большую часть денег и столько еды и снаряжения, сколько нужно. Почему я так решил, спросила Изобель. Я ответил без обиняков, мол, брак наш окончательно распался, и в нынешней общественной обстановке сохранять его незачем. Верить, будто прошлое можно вернуть, значит обманывать себя, а это только навредит будущему дочери. Кроме того, со мной Салли в безопасности. Когда же все закончится, мы оформим развод официально, и я стану опекуном Салли.
– Так, с меня хватит, – ответила Изобель и ушла.
* * *
Когда у меня наконец появилась возможность рассмотреть украденную винтовку, я вспомнил, что у нас есть патроны как раз для этой модели. Они хранились у Рафика, поэтому про оружие пришлось рассказать.
Если не ошибаюсь, патроны были у него все время, сколько я в группе, хотя откуда – неизвестно.
Мы беседовали наедине. Рафик сказал, что патронов всего двенадцать, а также посоветовал немедленно избавиться от винтовки – ради общего блага. На мой вопрос «почему» он просто напомнил, что недавно в качестве наказания за незаконное хранение и ношение огнестрельного оружия снова ввели смертную казнь.
– Да где сейчас соблюдаются законы? – возразил я, хотя, признаться, эта новость меня порядком встревожила.
– Что ж, тогда тем более: каждый сам за себя.
– В таком случае иметь винтовку лучше, чем не иметь.
– Как посмотреть, Уитмен, – произнес Рафик, глядя мне в глаза, что было для него нехарактерно.
Про себя я пришел к выводу, что он просто завидует. Вооружись мы раньше, стал доказывать я ему, смогли бы защитить женщин. Зверства по отношению к беженцам усиливаются, надеяться нам не на кого, только на самих себя.
Рафик парировал: да, нас часто задерживают и допрашивают, зато, в отличие от других групп, не избивают, не кидают в тюрьму, не пытают и не насилуют – потому, что считают нас безвредными. Ни на одном обыске у нас не нашли ничего опасного.
Я сказал, что беру всю ответственность на себя. При угрозе поимки или ареста я тут же спрячу винтовку, а если не получится, то сознаюсь, мол, никто, кроме меня, про нее не знал.
В конце концов Рафик уступил, хотя патроны решил придержать. Отдал он их мне только через день.
Я разобрал винтовку, прочистил и смазал ее, потом потренировался в прицеливании. Стрелять не пробовал, чтобы не тратить патроны и не привлекать внимание шумом. Один наш товарищ немного разбирался в оружии. Он сказал мне, что винтовка дальнобойная и мощная, а также спросил, не проходил ли я стрелковую подготовку.
Постепенно я стал замечать, что иерархия внутри нашей группы немного изменилась.
* * *
Я приехал в город до обеда, когда подготовка к празднику подходила к концу. С центральной площади убрали все автомобили, и теперь там гуляли люди. Трудно было даже представить, что в обычные дни здесь не протолкнуться от машин, направляющихся к побережью.
