Цзян был хорошим, хотя и нестандартным боевым инструктором. Он заставлял Рин держать ногу на весу долгие минуты, пока та не начинала дрожать. Заставлял уклоняться, пока метал в нее оружие из мешка. Заставлял делать это упражнение с завязанными глазами, а позже признался, что ему просто показалось это забавным.
— Какой же вы все-таки мерзавец, — сказала Рин. — Но ведь вы это и сами знаете, да?
Как только Цзян посчитал, что основы она освоила, они перешли к спаррингу. Занимались они этим каждый день по четыре часа. Они дрались голыми руками и с оружием, иногда Рин отбивалась голыми руками, а Цзян брал оружие.
— Состояние ума не менее важно, чем состояние тела, — объяснял Цзян. — В пылу драки твой разум должен быть спокоен и устойчив, как скала. Нужно удерживать равновесие по центру, все видеть и все контролировать. Все пять элементов должны быть сбалансированы. Слишком много огня — и ты будешь наносить удары слишком хаотично. Слишком много воздуха — и будешь драться слишком легковесно, перейдешь в оборону. Слишком много земли — и… Ты меня слушаешь вообще?
Она не слушала. Трудно сосредоточиться, когда Цзян тычет в нее боевой алебардой, вынуждая танцевать вокруг, чтобы ее не проткнули.
Метафоры Цзяна для нее мало значили, но Рин быстро научилась избегать ранений. Возможно, этого он и добивался. У нее развилась мышечная память. Рин обнаружила, что стоит ожидать от оппонента только определенных движений и комбинаций, которые могут оказаться успешными. И научилась реагировать на них автоматически. Научилась за несколько секунд до атаки предугадывать движения Цзяна, читать их по наклону корпуса и блеску в глазах.
Он беспощадно наседал. Когда Рин уставала, Цзян напирал сильнее. А если падала, атаковал, как только она поднималась на ноги. Рин научилась постоянно быть настороже, засекать боковым зрением малейшие движения.
Однажды она прижалась к нему бедром и, навалившись изо всех сил, перекинула его через правое плечо.
Цзян проскользил по каменному полу и брякнулся о стену сада, так что зашатались полки и чуть не свалились горшки с кактусами.
Пару секунд Цзян лежал, приходя в себя. Потом встретился взглядом с Рин и заулыбался.
Последний день Рин с Сунь-цзы оказался самым тяжелым.
Сунь-цзы больше не был милым поросенком, став на редкость жирным и вонючим чудовищем. Ничего привлекательного. Если Рин и нравились его преданные карие глаза, всю ее привязанность сводили на нет необъятные размеры Сунь-цзы.
Нести его в гору было пыткой. Сунь-цзы больше не помещался в корзину. Рин приходилось нести его на спине, ухватив за передние ноги.
Она уже не могла идти с той же скоростью, как когда носила Сунь-цзы на руках, но приходилось поторапливаться, иначе она рисковала остаться без завтрака, а что еще хуже — пропустить занятия. Она раньше вставала. Бежала быстрее. Ковыляла в гору, при каждом шаге хватая ртом воздух. Сунь-цзы лежал на ее спине, положив рыло ей на плечо и купаясь в утреннем солнце, пока мускулы Рин скрипели от натуги. Добравшись до водопоя, она опустила свинью на землю и рухнула.
— Пей, обжора, — проворчала она, пока Сунь-цзы резвился в ручье. — Жду не дождусь того дня, когда тебя зарежут и съедят.
На пути вниз солнце шпарило вовсю, и, несмотря на зимний холод, Рин обливалась потом. Она проковыляла через мясной квартал к домишке вдовы Маун и без всякой элегантности скинула Сунь-цзы на пол.
Он перекатился на ноги, громко завизжал и стал носиться по кругу за собственным хвостом.
Появилась вдова Маун с ведром бурды для свиньи.
— До завтра, — выдохнула Рин.
Вдова Маун покачала головой.
— Никакого завтра не будет. По крайней мере, для него. — Она почесала Сунь-цзы по рылу. — Сегодня вечером он отправится к мяснику.
— Что? Уже? — вытаращилась на нее Рин.
— Сунь-цзы уже набрал максимальный вес. — Вдова Маун похлопала Сунь-цзы по бокам. — Только посмотри на этого жирдяя. Мои свиньи никогда не вырастали такими здоровенными. Может, твой безумный учитель был прав насчет горной воды. Может, мне стоит носить туда всех свиней.
Рин понадеялась, что этого не произойдет. Легкие до сих пор горели. Она низко поклонилась вдове.
— Благодарю за то, что позволили носить вашу свинью.
Вдова Маун хмыкнула.
— Вот ведь психи из академии, — пробормотала она сквозь зубы и стала толкать Сунь-цзы к загону. — Пошел, пошел. Подготовим тебя для мясника.
Хрю!
Сунь-цзы с мольбой посмотрел на Рин.
— Не смотри на меня, — сказала Рин. — Это конец твоего пути.
Но все же она ощутила укол вины, и чем дольше она смотрела на Сунь-цзы, тем больше вспоминала былого поросенка. Она отвела глаза от его глуповатого наивного взгляда и пошла обратно в гору.
— Уже? — удивился Цзян, когда Рин сообщила ему о судьбе Сунь-цзы. Цзян сидел на дальней стене сада, болтая ногами, как ребенок-непоседа. — А я-то возлагал на эту свинью большие надежды. Но, в конце концов, свинья есть свинья. И как ты себя чувствуешь?
— Опустошенной, — призналась Рин. — Мы с Сунь-цзы наконец-то начали понимать друг друга.
— Нет, я про твое тело. Руки. Спину. Ноги. Как они?
Рин нахмурилась и развела руками.
— Болят.
Цзян спрыгнул со стены и подошел к Рин.
— Сейчас я тебя ударю.
— Что?!
Она крепче встала на пятки и едва успела выставить локти, прежде чем Цзян врезал ей кулаком в лицо.
Удар был сильнейшим, гораздо сильнее, чем все прежние. Рин знала, что отражать такой удар следует под углом, чтобы рассеять ци в воздухе. Но все произошло слишком внезапно, и она успела лишь поставить блок. В последний миг Рин вспомнила, что нужно присесть, чтобы ци удара прошла через ее тело в землю, не нанеся вреда.
Под ее ногами раздался треск, похожий на раскаты грома.
Рин ошеломленно отпрыгнула. Камень под ее ногами раскололся от мощи рассеянной энергии. От ног к краю камня пролегла длинная трещина.
Они оба уставились на трещину. Та побежала дальше, до самого края сада, и остановилась у подножия ивы.
Цзян запрокинул голову и расхохотался.
Безумно и на высоких нотах. Он смеялся так, словно вместо легких у него кузнечные мехи. В этом смехе не было ничего человеческого. Цзян раскинул руки и, размахивая ими, закружился в безумном танце.
— Милое дитя, — сказал он, кружась в ее сторону. — Гениальное дитя.
Рин расцвела улыбкой.
Да пошло оно все, решила она и бросилась его обнимать.
Цзян подхватил ее и закружил в воздухе, снова и снова, в калейдоскопе пестрых грибов.
Они вместе сели под ивой, безмятежно рассматривая маки. Ветер был слабым. На сад мягко сыпал снег, но уже появились первые намеки на весну. Уже не дули жестокие зимние ветра, воздух застыл. Такое спокойствие.
