Менда, парнишка из провинции Лошадь, решил после занятий встретиться с кадетом в храме на четвертом ярусе для покупки списка вопросов к экзамену Цзимы. Рин не знала, каким образом кадет это устроил, но в тот самый вечер Цзима медитировала в этом храме.
На следующий день все заметили отсутствие Менды.
В столовой теперь установилась сдержанная тишина. Все ели с книгами перед носом. Если кто и осмеливался начать разговор, остальные быстро и грубо его затыкали. В скором времени они превратились в жалких существ.
— Иногда мне кажется, что это не лучше резни на Спире, — весело сказал Катай. — Но потом я понимаю, что нет. Не может быть ничего хуже геноцида целого народа. Но все это тоже паршиво.
— Заткнись, Катай.
Рин продолжала в одиночестве заниматься в саду. Она больше не видела Цзяна, но это не имело значения — наставникам запрещалось готовить студентов к турниру, хотя Рин подозревала, что Цзюнь по-прежнему дает советы Нэчже.
Однажды, приближаясь к садовой калитке, она услышала шаги. Внутри кто-то был.
Поначалу она понадеялась, что это Цзян, но когда открыла калитку, то увидела худого и изящного человека с иссиня-черными волосами.
Она не сразу сообразила, кто это.
Алтан. Она прервала тренировку Алтана Тренсина.
Он орудовал трезубцем. Нет, не просто орудовал, а обращался с ним, как с близким другом, размахивая в воздухе словно лентой. Трезубец был одновременно и продолжением рук Алтана, и его партнером по танцу.
Рин следовало уйти, найти другое место для тренировки, но она не сумела совладать с любопытством. Просто не могла отвернуться. Издалека он был потрясающе красив. Вблизи действовал гипнотически.
На звук ее шагов Алтан повернулся и, увидев ее, замер.
— Прости, — выдавила она. — Я не знала, что ты…
— Это сад академии, — нейтральным тоном ответил он. — Не уходи из-за меня.
Голос звучал мрачнее, чем она предполагала. Рин представляла резкий, лающий тон, соответствующий жестокому поведению на ринге, но голос Алтана был на удивление мелодичным, мягким и глубоким.
Его зрачки были странно сужены. Рин не могла понять — может, это от освещения в саду, но его глаза не выглядели красными. Скорее карими, как у нее.
— Раньше я никогда не видела эту фигуру, — пробормотала Рин.
Алтан поднял брови. Рин немедленно пожалела, что открыла рот. Зачем она это сказала? Зачем она вообще существует на свете? Ей хотелось рассыпаться в пыль и улететь с ветром.
Но Алтан выглядел удивленным, а не раздраженным.
— Пробудешь рядом с Цзяном достаточно долго, и выучишь кучу секретных фигур.
Он перенес вес на ногу, а руки плавно отвел к другому боку.
Рин покраснела. Она чувствовала себя неуклюжей и огромной, как будто заняла принадлежащее Алтану пространство, хотя и стояла на другой стороне сада.
— Наставник Цзян не говорил, что кто-то еще любит сюда приходить.
— Цзян о многом любит забывать, — склонил голову Алтан. — А ты, видимо, выдающаяся ученица, раз заинтересовала Цзяна.
Неужели в его голосе прозвучала обида или Рин это почудилось?
И тогда она вспомнила, что Цзян отозвал у Алтана свое приглашение, стоило тому выбрать Наследие. Она задумалась, что произошло и задевает ли это Алтана до сих пор.
— Я украла книгу из библиотеки, — выдавила она. — Он посчитал это забавным.
Почему она еще говорит? Почему до сих пор здесь?
Уголок губ Алтана поднялся в потрясающе привлекательной улыбке, и сердце Рин лихорадочно заколотилось.
— Да ты бунтовщица.
Она вспыхнула, но Алтан уже отвернулся, чтобы завершить фигуру.
— Я мешаю тебе тренироваться, — сказала она.
— Нет, я… Я прихожу сюда поразмышлять. Но если ты здесь…
— Извини. Я могу уйти.
— Нет, ничего страшного.
Рин не знала, что ответить.
— Я собиралась… то есть, я просто… До свидания.
Она быстро ретировалась. Алтан смолчал.
Затворив за собой калитку сада, Рин накрыла лицо руками и застонала.
— Есть ли в сражении место мягкости? — спросил Ирцзах. Это был его седьмой вопрос.
Рин успешно ответила уже на шесть, а наставник мог задать максимум семь, и если она справится с этим, то сдаст экзамен. А ответ она знала, взяла его из Двадцать второго наставления Сунь-цзы.
Она вскинула подбородок и ответила громко и четко:
— Да, но только ради обмана. Сунь-цзы пишет, что если противник холерик, нужно попытаться вывести его из себя. Притвориться слабым, чтобы он стал самонадеянным. Хороший тактик играет с врагом, как кошка с мышью. Притворяется слабым и неповоротливым, а потом набрасывается.
Вся семерка наставников что-то отметила в своих свитках. Рин слегка качнулась на пятках, ожидая продолжения.
— Хорошо. Вопросов больше нет. — Ирцзах кивнул и повернулся к коллегам. — Наставник Йим?
Йим отодвинул стул и медленно поднялся. С секунду он смотрел на свиток, а потом перевел взгляд поверх очков на Рин.
— Почему мы выиграли Вторую опиумную войну?
Рин задержала дыхание. Она не была готова к такому вопросу. Он был слишком простым, и она считала, что его вряд ли зададут. Йим спрашивал об этом в первый день занятий, и ответ содержал логический изъян. Не существовало никакого «почему», ведь Никан не победил во Второй опиумной войне. Это сделала республика Гесперия, а Никан просто сел ей на хвост во время подписания мирного договора.
Рин подумывала ответить прямо, но потом решила, что ответ может быть и более оригинальным. У нее была лишь одна попытка. Ей хотелось произвести впечатление.
— Потому что мы сдали Спир, — сказала она.
Ирцзах вскинул голову над свитком.
Йим поднял брови.
— То есть потому что мы потеряли Спир?
— Нет. Я о том, что было принято стратегическое решение пожертвовать островом и вынудить парламент Гесперии вмешаться. Думаю, командование в Синегарде знало о предстоящем нападении и не предупредило спирцев.
— Я был на Спире, — вмешался Цзюнь. — В лучшем случае это забавная байка, а в худшем — злостная клевета.
— Нет, вы там не были, — вырвалось у Рин, прежде чем она догадалась, что лучше смолчать.
— Что-что? — потрясенно спросил Цзюнь.
Все семь наставников не сводили с нее взглядов. Рин слишком поздно вспомнила, что эта теория не понравилась Ирцзаху. И что Цзюнь ее не выносит.
Но было уже слишком поздно. Она мысленно взвесила, что стоит на кону. Наставники ценят смелость и изобретательность. Если она сейчас отступит, это будет признаком неуверенности. Она сама начала рыть себе яму. Придется это и закончить.
