— Сиди спокойно, — велел Цзян.
— Спина болит, — пожаловалась Рин.
— Это потому, что ты не сидишь прямо.
— Думаю, это после спарринга.
— А я думаю, что у тебя дерьмо в голове.
Пять минут прошли в молчании. Рин повернулась сначала в одну сторону, потом в другую. Что-то хрустнуло. Она поморщилась.
Она жутко утомилась. Рин считала языком зубы. Потом еще раз — в противоположном направлении. Перенесла вес с одной ягодицы на другую. Ощутила непреодолимое желание встать, попрыгать, сделать что угодно.
Она открыла один глаз и обнаружила, что наставник Цзян смотрит прямо на нее.
— Сиди спокойно.
Рин проглотила возмущение и подчинилась.
После многих лет напряжения и постоянной учебы Рин считала медитацию бесполезной тратой времени. Ей казалось неправильным сидеть в неподвижности и ничем не занимать мозг. Она с трудом выдерживала три минуты этой пытки, не говоря уже о шестидесяти. Она была так напугана тем, что придется ни о чем не думать, что думала только о том, как ни о чем не думать.
Цзян, с другой стороны, мог медитировать бесконечно. Он превращался в статую, неподвижную и умиротворенную. Он выглядел, как сам воздух, как будто растает, если Рин не будет напряженно в него всматриваться. Как будто способен покинуть собственное тело и улететь в другое место.
Ей на нос села муха. Рин громко чихнула.
— Начнем отсчет сначала, — спокойно объявил Цзян.
— Проклятие!
Когда в Синегард вернулась весна и установилась достаточно теплая погода, чтобы не приходилось кутаться в толстую зимнюю одежду, Цзян повел Рин в горы Удан. Два часа они шли молча, а в полдень Цзян решил остановиться на освещенной солнцем площадке, откуда открывался вид на всю долину.
— Тема сегодняшнего урока — растения. — Он сел и вывалил содержимое своей сумки на траву. Там были растения и порошки, куски кактусов, несколько цветков красного мака с ножками и кучка сушеных грибов.
— Мы будем употреблять наркотики? — спросила Рин. — Ого.
— Я буду. А ты просто наблюдай.
Растирая маковые зерна в каменной ступке пестиком, он читал Рин лекцию:
— Эти растения изначально не росли в Синегарде. Грибы выращивали в лесах провинции Кролик. Больше ты нигде их не найдешь, они хорошо растут только в тропическом климате. Кактусы лучше всего растут в пустыне Бахра, между нашей северной границей и Глухостепью. Этот порошок — из кустарника, который можно найти лишь в дождевых лесах Южного полушария. Кустарник дает маленькие оранжевые плоды, безвкусные и липкие. А наркотик делают из высушенных и измельченных корней растения.
— И хранение всего этого в Синегарде — преступление, — сказала Рин, потому что кто-то же должен об этом упомянуть.
— Ах, закон. — Цзян понюхал неизвестный листок и отбросил его. — Какое неудобство. И совсем ни к чему. — Он бросил взгляд на Рин. — А почему в Никане не одобряют употребление наркотиков?
Он часто так поступал — кидал ей вопросы, к которым Рин не была готова. Если она говорила слишком быстро или делала поспешные обобщения, Цзян загонял ее в угол аргументами, пока она не произносила четко, что имела в виду, и досконально не обосновывала.
Теперь Рин уже тщательно обдумывала ответы.
— Потому что психоделики взрывают мозг и ассоциируются с напрасной тратой времени и хаосом в обществе. Потому что наркоманы не вносят вклад в общество. Потому что эту напасть оставила нам в наследство Федерация.
Цзян медленно кивнул.
— Хорошо сформулировано. Ты с этим согласна?
Рин пожала плечами. Она достаточно насмотрелась в Тикани на опиумные притоны и знала, на что похожа наркомания. Рин понимала, почему закон так суров.
— Сейчас я согласна, — осторожно сказала она. — Но, видимо, изменю свое мнение после ваших слов.
Цзян криво усмехнулся.
— Каждая вещь по природе своей имеет двойственное предназначение, — сказал он. — Ты видела, что мак делает с обычным человеком. Учитывая то, что ты знаешь о наркомании, твои выводы вполне разумны. Опиум превращает людей в идиотов. Разрушает местную экономику и ослабляет всю страну.
Цзян взвесил на ладони еще одну порцию маковых семян.
— Но нечто настолько деструктивное одновременно имеет потрясающий потенциал. Цветок мака больше, чем что-либо, показывает двойственность галлюциногенов. Мак известен тебе под тремя именами. В самой распространенной форме это кусочки опиума, которые курят через трубку, и этот мак делает человека бесполезным. Отупляет и закрывает для мира. Есть еще вызывающий безумную зависимость героин, который делают из порошка, получаемого из сока растения. Но зерна? Зерна — это мечта шамана. Если употреблять их с должной подготовкой разума, они дадут доступ ко всей вселенной внутри твоего мозга.
Он отложил маковые зерна и обвел руками разложенные перед ним растения-психоделики.
— Шаманы всех континентов веками использовали эти растения для изменения состояния сознания. Лекари Глухостепи использовали этот цветок, чтобы летать как стрела и разговаривать с богами. Они погрузят тебя в транс, и ты сможешь войти в Пантеон.
Глаза у Рин округлились. Вот оно что. И постепенно разрозненные штрихи начали соединяться. Она стала понимать, зачем полгода занималась исследованиями и медитацией. До сих пор она изучала две отдельные темы — шаманов и их способности, богов и природу вселенной.
А теперь, познакомив ее с психоделическими растениями, Цзян сплел эти нити в одну теорию — теорию духовной связи психоделиков и мира грез, где обитают боги.
Отдельные концепции сложились в ее разуме вместе, как возникшая за одну ночь паутина. Заложенный Цзяном фундамент внезапно обрел всеобщий и исключительный смысл.
У нее был контур рисунка, но сама картинка еще оставалась нечеткой. Незавершенной.
— Внутри моего мозга? — осторожно повторила Рин.
Цзян покосился на нее.
— Ты знаешь, что означает слово «энтеоген»?
Она покачала головой.
— Оно означает, что ты становишься божественным изнутри. — Цзян снова дотронулся до ее лба. — Личность сливается с богом.
— Но мы не боги, — возразила Рин. Всю неделю она торчала в библиотеке, пытаясь проследить корни никанской теологии. Религиозная мифология Никана полнилась встречами смертных с богами, но нигде не упоминалось что-либо про сотворение бога. — Шаманы говорят с богами. Но не создают их.
— А какая разница между богом и внутренним богом? Какая разница между вселенной, заключенной в твоем разуме, и внешней вселенной? — Цзян прикоснулся к ее вискам. — Разве не на этом основана твоя критика теологический иерархии Гесперии? Что идея отдельного от нас и правящего нами божественного творца не имеет смысла?
