— Я слышал версию, что она была влюблена в Красного императора, — сказал Бацзы. — Он пришел на ее остров, и она тут же в него влюбилась. А он грозил вторгнуться на остров, если Спир не будет платить ему дань. Королеву так потрясло его предательство, что она побежала в храм и покончила с собой.
Рин поморщилась. В каждой версии легенды Теарца выглядела все глупее и глупее.
— Это не история любви, — впервые заговорила из уголка Кара.
Все удивленно посмотрели на нее.
— Эта легенда — никанская пропаганда, — равнодушно продолжила она. — Историю Теарцы сотворили по образцу мифа о Хань Пин, потому что легенда звучит лучше правды.
— И какова же правда? — спросила Рин.
— А ты не знаешь? — Кара впилась в нее мрачным взглядом. — Уж спирцы должны знать.
— А я — нет, это же очевидно. Так как же ты назовешь эту историю?
— Я назову ее не историей любви, а историей про богов и людей. — Голос Кары стал таким тихим, что все наклонились, чтобы ее услышать. — Говорят, Теарца могла бы вызвать Феникса и спасти остров, и тогда Никан не захватил бы его. Говорят, если бы она захотела, то вызвала бы такую силу, что Красный император со своей армией не посмел бы ступить на землю Спира и тысячу лет.
Кара помолчала. Она не сводила глаз с Рин.
— А потом? — поторопила ее Рин.
— Теарца отказалась. Сказала, что независимость Спира не стоит той жертвы, которой потребовал Феникс. Феникс объявил, что Теарца нарушила клятвы правителя Спира, и наказал ее за это.
Рин некоторое время молчала. А потом спросила:
— Ты думаешь, она была права?
Кара пожала плечами.
— Думаю, Теарца была мудрой. Но плохим правителем. Шаманы знают, когда нужно сопротивляться воле богов. Это мудрость. Но правители должны сделать все возможное для спасения страны. Они в ответе за нее. Если ты держишь судьбы страны в своих руках, если приняла на себя обязательства, то твоя жизнь уже тебе не принадлежит. Как только ты становишься правителем, выбор за тебя уже сделан. В те дни править Спиром означало служить Фениксу. Спирцы были гордым народом. Свободным народом. Когда Теарца покончила с собой, спирцы превратились всего лишь в бешеных псов императора. Кровь спирцев на руках у Теарцы. Она заслужила свою судьбу.
Когда Алтан вернулся со встречи с наместниками, большинство цыке уже уснули. Рин не спала, уставившись в догорающий костер.
— Привет, — сказал он и сел рядом. От него пахло дымом.
Рин подтянула колени к груди и повернула к нему голову.
— И как они это восприняли?
Алтан улыбнулся. После приезда в Хурдалейн она впервые видела на его лице улыбку.
— Не могли поверить. А ты как?
— Мне стыдно, — честно призналась она. — И я до сих пор немного под кайфом.
Он откинулся назад и скрестил руки. Улыбка исчезла.
— Что случилось?
— Не сумела сосредоточиться, — сказала она.
Испугалась. Промедлила. Делала все то, чего ты просил не делать.
Алтан выглядел слегка озадаченным и сильно разочарованным.
— Прости, — пискнула Рин.
— Нет, это я виноват. — Его голос был нарочито нейтральным. — Я бросил тебя в сражение раньше, чем ты была готова. В Ночной крепости ты бы тренировалась несколько месяцев, прежде чем получила бы задание.
От этих слов она вроде бы должна была почувствовать лучше, но ей все равно было стыдно.
— Я не освободила разум, — призналась она.
— И не надо. Медитации с чистым разумом — для монахов. Так ты попадешь в Пантеон, но не заберешь с собой бога. Тебе не нужно открывать разум для всех шестидесяти четырех богов. Тебе нужен только один. Нужен огонь.
— Но Цзян говорил, что это опасно.
Рин заметила, что по лицу Алтана промелькнула гримаса нетерпения, но его тон остался нейтральным.
— Потому что Цзян боялся и сдерживал тебя. Ты действовала по его приказу, когда вызвала Феникса в Синегарде?
— Нет, — призналась она, — но…
— Ты успешно вызывала бога, следуя указаниям Цзяна? Цзян учил тебя это делать? Наверняка наоборот. Наверняка он хотел, чтобы ты утихомирила бога.
— Он пытался меня защитить, — возмутилась Рин, хотя и не знала почему. Ведь именно это ее и раздражало в Цзяне. Но после того, что она сделала в Синегарде, предупреждения Цзяна обрели больше смысла. — Он предупреждал, что я могу… что последствия…
— С огромной силой всегда связана большая опасность. Разница между великим и посредственным заключается в том, что великий готов идти на риск. — Алтан презрительно скривился. — Цзян был трусом, боялся того, что может выпустить в мир. Трясущийся дурачок, не понимающий, каким талантом обладает. Каким талантом обладаешь ты.
— Он по-прежнему мой наставник, — сказала Рин, инстинктивно защищая Цзяна.
— Уже нет. У тебя больше нет наставника. У тебя есть командир. — Алтан положил ей руку на плечо. — Самый простой путь к этому состоянию — ярость. Возбуди в себе ярость. И не отпускай. Ярость даст тебе силу. Осторожность — нет.
Рин хотелось ему верить. Сила Алтана ее завораживала. И она знала, что может обладать такой же, если захочет.
И все же предупреждения Цзяна звучали где-то в глубине сознания.
«Я встречал души, которые не могут найти свои тела. Встречал людей, находящихся на полпути к миру духов, застрявших между нашим миром и тем».
Такова цена силы? Повредится ли она рассудком, как Суни? Станет ли параноиком и невротиком, как Юнеген?
Но Алтан не повредился в рассудке. А среди всех цыке Алтан смелее всех пользовался своими способностями. Бацзы и Суни нуждались в галлюциногенах, чтобы вызвать богов, а Алтан вызывал пламя одним шепотом. Казалось, он всегда был в том состоянии ярости, в которое хотел погрузить Рин. И все же никогда не терял контроль. Что бы ни происходило под непроницаемой маской, он производил впечатление человека редкого душевного здоровья.
«Кого держат в тюрьме Чулуу-Кориха?»
«Ненормальных преступников, которые совершают противоестественные преступления».
Кажется, теперь она знает, в чем заключался вопрос Цзяна.
Рин не хотелось признавать, что она напугана. Напугана, что потеряет над собой контроль, когда из нее польется пламя. Боится, что огонь ее поглотит, и она станет проводником для бога, который будет требовать все большие и большие жертвы.
— Когда я последний раз это сделала, то не могла остановиться, — сказала она. — Мне пришлось умолять. Я не… Я не знаю, как себя контролировать, когда вызываю Феникса.
— Представь, что он свеча. Ее трудно зажечь. Но погасить еще сложнее, и если ты не будешь осторожна, то сгоришь.
