Его голос вырвал из тумана:
– Потом, когда начнем друг к другу остывать, посмотрим этот фильмец. Хотя кому я вру? Уже сегодня посмотрим. Вместе выберем лучшие кадры и сведем. Ты как в монтаже видео?
– Ну уж нет! – я нашла в себе силы снова возмущаться, но ответом мне был лишь смех.
Еще через минуту я вдруг вспомнила:
– Сахар рассыпан. А мой рабочий день давно закончен.
– Что ты этим хочешь сказать? – он перевернулся на бок и с улыбкой разглядывал мое лицо.
– Что вы сейчас пойдете и уберете его сами. Чтобы не дискредитировать мою работу!
– Я уберу? – он вроде бы изумился и изогнул бровь.
– Ага, – тоже улыбнулась.
Я не особенно рассчитывала на успех, просто хотелось сменить тему. Но он приподнялся и потянулся за штанами. Подыгрывает. Настроение у него отличное, так почему бы не подыграть? Но я тоже резко села и перехватила его руку:
– А зачем вам одежда, Александр Дмитриевич? Вы веника стесняетесь?
Сама взяла включенную камеру, которая до сих пор лежала на полу. Он глянул на меня и расхохотался. Кивнул, встал и отправился в подсобку. Вернулся через минуту с нужными принадлежностями. Я снимала, как он тщательно подметает, убирает осколки сахарницы и смеется, поглядывая в мою сторону. Этот мужчина своего тела не стесняется совершенно. Но я подначивала, не сильно веря в то, что мне удастся его смутить:
– Ну же, Александр Дмитриевич, во второй серии вы решили филонить? Где блеск в глазах, где эмоциональный накал? Разыграйте подчинение моим приказам, а то не верю!
– Мне просто оператор слишком трусливый попался – боится подойти ближе.
Я шагнула вперед, взяла крупным планом его ягодицы, мазнула по невозбужденному члену, по груди, наблюдая за изображением на маленьком мониторе. В кадр попала и его улыбка. Александру Дмитриевичу мой вызов пришелся по душе. Не зря же он, закончив с этой эротическо-демонстративной уборкой, в которой без стеснения показал всего себя, притянул меня, выхватил камеру, вытянул руку и заснял наш долгий поцелуй. Вот такой момент, и в самом деле, можно сохранить для истории. Уже не страсть, но все еще азарт, щедро приправленный смехом.
Глава 34
Изменения происходили постепенно – так медленно, что психика не успевала их улавливать и вовремя сопротивляться. Но я точно осознала тот момент, когда поняла, что изменения уже произошли, и с ними ничего не поделаешь.
Дело было не в чем-то конкретном, а вообще во всем: в нашей глупой болтовне полуголыми на кухне, или в спонтанных постельных экспериментах, или в его диктате – когда Александр Дмитриевич напоминал мне о несусветном долге, а потом доводил меня до экстаза. Иногда удовольствие было настолько мощным, что я была готова разбить еще несколько ваз, чтобы повторить. И мы продолжали играть в игру, хотя уже ни у кого не оставалось сомнений, что давно играем ради одного и тоже приза. Я осознанно доводила его язвительностью – и за это получала жесткую страсть. А иногда говорила прямо, чего хочу. И получала нежность. Замечал ли он сам, что все чаще поддавался мне? Но поскольку меня ровным счетом всё устраивало, я и не думала анализировать происходящее.
В последнее воскресенье августа нас разбудил шум внизу. Не то чтобы время было ранним, просто ночью мы решили испытать мужественность некоторых на прочность – моя идея. Кажется, я тоже умею быть жестокой. Я долгое время не позволяла ему кончать, доводя почти до самого пика, а затем отстраняя от себя. Часа три Александр Дмитриевич скрипел зубами и матерился, но подыгрывал. А потом плюнул на эту презабавную игру и отымел меня по полной программе. Отдохнул немного, но даже отползти подальше не позволил. И, едва начал снова возбуждаться, то повторил. Я кричала от такого напора – оказалось, что короткое воздержание плохо сказывается на его характере. Потому что после второго раза, когда я уже решила, что рассчиталась за издевательства, он меня связал – оставил на полчаса млеть, сам преспокойно сходил в душ, выпил кофе, а потом вернулся и ринулся на третий заход. Я боялась, что уже сознание потеряю от перенасыщенной оргазмами ночки. Но ничего, выдержала. Правда, уснула через секунду после того, как он наконец-то насытился. Прямо на ковре в метре от кровати мы и выключились, хотя я сквозь туман расслышала предупреждение, что только попробую шевельнуться – и пожалею. Я не шевелилась, удобно устроившись в его руках, но уверена, что не пожалела бы, даже если бы решила снова его провоцировать.
Вот так и вышло, что мы проспали полдня. Я проснулась, наполовину придавленная тяжелым телом, а с другой стороны укрытая собственной одеждой. Видимо, ночью подгребла для уютности. Но разбудило меня не неудобство, а счастливый крик:
– Брат, ну ты где? Карина! Охранник сказал, что вы оба дома! Так что не прячьтесь!
Александр Дмитриевич судорожно выдохнул, а потом его плечи затряслись. Я уточнила:
– Это истерический смех или скупые слезы?
– Сама как думаешь? – буркнул он недовольно.
Однако тут же вскочил и начал быстро одеваться. Я поспешила последовать его примеру. По-хорошему, нам бы обоим сначала в душ, но где там – некоторые переворачивают мир, не спрашивая, удобно ли это миру.
Я натянула одежду, пригладила волосы руками и тоже вышла из спальни. В конце концов, стесняться Лёхи-брата очень сложно. Вообще никак не получается. Хоть какие выводы он о нас сделает – плевать. Такой себе судья, мягко говоря, да и что бы он ни придумал – все равно реальность не перефантазирует.
Но, сбегая вниз по лестнице, пожалела, что не заглянула в зеркало. У двери стоял еще один парень – высокий, худощавый блондин. Он показался смутно знакомым, но внимание на себе зациклил Лёха, громко объясняясь:
– Какие два месяца, Сашка? Ты ж мне самой родной человек! Я без тебя два месяца не могу!
Он протянул к Александру Дмитриевичу руку, словно хотел его нежно по щеке потрепать. Тот, само собой отшатнулся и, нервно отмахнувшись, направился на кухню, чтобы запустить кофеварку. Зато я так просто не отделалась: Лёха меня перехватил и стиснул в радостных объятиях. Перетерпела экзекуцию, а уже после заявила:
– И тебе привет. Вам обоим, – я подбадривающе улыбнулась незнакомцу, который выглядел донельзя смущенным.
Лёха будто только о нем вспомнил:
– А, это Миша! Миша, это Карина. Карина – человечище! Вот по любому поводу к ней обратись – поможет!
Я посчитала себя вправе сказать, поскольку Александр Дмитриевич чудес гостеприимства проявлять не собирался:
– Проходи, Миша. Но про помощь забудь, – я перевела взгляд на сияющего придурка. – Особенно ты!
– Я ж говорил, человечище! – подхватил Лёха, словно меня и не слышал. – На маму мою похожа, когда та в самом буйном настроении. В общем, народ, вы же понимаете, что Мишу родителям я не могу представить без риска для жизни, а все же представить хочется. Вот я вас, самых отмороженных, для этой роли и выбрал. Потому что серьезно… Сашка, я, честное слово, по отношению к нему очень серьезен!
