Максим усмехается, а я не могу поверить своим ушам. Димка, оказывается, тот ещё жучара…
– В целом он оказался прав, сказав, что так просто ты меня не станешь слушать, а нужно вынудить тебя это сделать.
– Гад! Он всё подстроил! Значит, он и не собирался лететь со мной в Париж.
– Нет, конечно же. Ты что, расстроилась? Я-то надеялся, что тебе будет приятнее проводить время со мной в самом романтичном городе мира. Я знаю столько интересных местечек в Париже… Со мной ты точно не заблудишься и не попадёшь в неприятности. Только будь со мной.
Последние слова он произносит так, словно за ними кроется нечто большее, чем просьба не отходить от него ни на шаг. Всего несколько простых слов и проникновенный взгляд, обещающий столь многое, что кажется невероятной сама та реальность, в которой мы держимся за руки и смотрим друг на друга, дробясь и множась в отражении любимых глаз.
Глава 40. Максим
Нежные и жгучие любовные раны
Не рубцуются никогда.
Жак Превер
Ещё никогда Париж не казался мне столь прекрасным, как сейчас. Когда под руку со мной по площадям, улицам и улочкам вышагивает моё ненаглядное сокровище. Раньше я не придавал значения хвалёному шарму французской столицы, считая разговоры о невероятной романтической обстановке и флюидах влюблённости, якобы витающих в воздухе, лишь рекламным ходом пронырливых маркетологов, способных продать даже атомы кислорода по цене золота. Я бывал в Париже в разное время. Я бывал здесь летом, когда улицы столицы запружены туристами, а время, проведённое в очереди к местным достопримечательностям, занимает не один час. Я бывал здесь весной, вдыхая прохладный воздух изменчивой французской погоды, настоящей кокетки, до мозга костей…
Но в памяти отложились лишь несколько прогулок по красивым местам, шумные бары и модный дорогой кич. И всё время меня не покидало ощущение, что мне в глотку усердно пихают сказочку о магии этого невероятного многолюдного и шумного города, полного сантиментов, считая за одного из лохов, ненасытного до романтики и предпочитающего состряпать понимающее выражение лица, лишь только речь заходит о Париже. Париж – это страсть. Париж – это праздник, это песня, это чувство. Париж – это блеск и нищета, трущобы. Париж – город с тысячей лиц. Бла-бла-бла… Или вот ещё, как говаривал старина Хэм «…где бы ты ни был потом, он до конца дней твоих останется с тобой, потому что Париж – это праздник, который всегда с тобой.»
Побывать в Париже и сказать, что ты не проникся атмосферой города? Нет. И я, подобно другим, повторял такую же банальщину, набившую оскомину: «Париж – город для тех, кто влюблён!», добавляя при этом:
– Paris, je t'aime.
Благо, мой худо-бедный разговорный французский звучал не с таким убогим акцентом, производя необходимый эффект. Ровно тот самый, который от тебя ждут, спрашивая о впечатлениях от посещения столицы, воспетой во многих любовных романах и сентиментальных мелодрамах. Но сейчас я ловил себя на мысли… Да, проклятые рекламщики были правы.
Осень в Париже – замечательная. Улицы запружены транспортом и многолюдны, а когда они в Париже бывают пусты? Но потоки туристов уже не так велики, а погода стоит чудесная – всё ещё тёплая, но настолько, что не изнываешь от жары и не обливаешься потом в поисках малейшей тени и прохладительных напитков. Мягкой позолотой разливается осень по макушкам деревьев. И в воздухе время от времени проносится ощущение осторожно подкрадывающихся холодов. Лишь грядущее их обещание, не более того. Но именно от него обостряются чувства и запахи. Силуэты знакомых зданий словно становятся чётче. Приятнее пахнет выпечка в многочисленных кофейнях на тротуарах. Воздух наполняет лёгкие и вкус его напоминает выдержанное вино – его хочется пить и пить, большими жадными глотками, без остановки.
Или дело вовсе не в самом городе? А в том, чьими глазами ты смотришь на него? Я смотрел на него не через призму своего зрения. Я смотрел на него восторженными глазами Милены, охотно вбирающей в себя вкусы, ароматы и виды хвалёного города. Уменьшенная копия Парижа на дне голубых глаз казалась гораздо ярче и прекраснее, чем оригинал, простирающийся передо мной как на ладони. Искренняя счастливая улыбка играла на мягких, сладких губах, с которых было так приятно собирать вкус кофе и ароматной выпечки. Открывать город для неё и с удивлением обнаруживать, что и сам начинаешь смотреть на знакомые места по-новому. Словно от того тёплого, яркого света, которого было в Милене с избытком, всё окружающее подсвечивалось в ответ, играя позитивными и жизнерадостными красками. Возможно, я та ещё заносчивая задница, как иногда раньше называла она меня, и не заслужил, чтобы рядом со мной находилось подобное чудо. Но хрена с два я выпущу своё счастье из жадных рук, крепко удерживающих её тонкие узкие ладошки.
В эти несколько дней, проведённых вдвоём, уместилось столько всего, что иногда казалось, будто от переизбытка чувств можно лопнуть и разлететься на кусочки. Но в следующее мгновение я разуверялся в этом, и вновь приникал к её губам нетерпеливо и ненасытно, вдыхая и выдыхая в едином ритме так, словно у нас на двоих была всего одна пара лёгких.
Подошвы ботинок отсчитывали не один километр, пройденный пешком, и ноги гудели от усталости, но всё же несли вперёд. Ещё один поворот за угол последней тёмной ночью в Париже. А потом вдруг из-под нависших облаков начинает литься дождь, который вскоре станет неизменным спутником этого времени года в Париже. Чёрт. У нас нет зонта – от мокрых холодных капель кожа мгновенно покрывается мурашками. Милена тянет меня куда-то под жестяной навес, чтобы спрятаться от дождя. Гулкая частая дробь крупных капель заглушает голос, сплошная дождевая завеса отрезает нас на крошечном клочке пространства от всего остального мира.
– Где мы находимся? – различаю я голос Милены.
Мне становится смешно – телефон давно разряжен. Кажется, мы заблудились на улицах этого сумасшедшего города. Я пытаюсь зажечь отсыревшие спички, чтобы разглядеть надпись на табличке указателя. Они упорно гаснут, но выхватывают из мирка темноты лицо Милены, в глазах которой пляшут маленькие огоньки, полные ожидания и надежды. А к чёрту всё – мне не хочется искать выход из этого сумасшедшего города и лабиринта чувств, в котором я увяз с головой. Погасшие спички плавают в лужах под ногами. Мои губы в абсолютной темноте безошибочно находят губы Милены, запечатывая их поцелуем и твердя о любви.
Эпилог
Спустя 7 месяцев
– Надень свадебное платье, – горячо шепчет Максим мне в затылок, обняв за талию.
– Зачем? – удивляюсь я, – завтра же свадьба.
– Завтра в нём тебя будут видеть все. А я хочу увидеть тебя в нём прямо сейчас.
Сильные руки прижимают меня к себе ещё крепче, а нежные поцелуи заставляют медленно плавиться под натиском его губ и сдаться на уговоры. Через полчаса я расхаживаю по квартире в свадебном платье, придерживая руками длинный подол, чтобы не наступить на него ненароком.
