Джек сузил глаза, глядя на заговорщиков, и процедил:
– В моей компании я не потерплю самоуправства.
– Простите, мы не знали, – ответила Элла.
– Мы имели право, согласно уставу… – начал Корай.
– Нет! – перебил Джек и бухнул кулачищем по столешнице так, что дырокол на краю подскочил и упал на ковролин.
Батур вздрогнул. Я тоже. Элла икнула, а по щекам Корая пошли красные пятна. Джек поднялся с видом вершителя судеб.
– Не имели. Ибо вы – не заместители директора, которого сместили приказом от вчерашнего числа, а мелкие пакостники, которые предпочитают гадить моим сотрудникам, потому что не удалось нагадить мне лично. Но, чтобы вы знали, мой секретарь, – Джек ткнул в меня пальцем, – моя правая рука. И кто…
– Только не физическая расправа… – умоляюще сложил у груди ладошки злобный карла.
Джек сверкнул взглядом.
– И кто оскорбляет её, оскорбляет меня, – договорил он.
Турки сглотнули, но промолчали.
– Простите, мистер Рэндалл, – взмолилась Элла, – этого больше не повторится.
– Естественно, не повторится, – рыкнул шеф, – потому что ты – fucking shit
[9], а не менеджер отдела кадров. И прежде чем писать меморандумы, должна была проверять данные, но не соизволила. Поэтому составь ещё один – о собственном несоответствии занимающей должности!
– Но мистер Рэндалл, прошу вас, – растерялась Элла. – Я больше не…
– Вон! – гаркнул Джек так, что у неё, кажется, волосы на макушке встали дыбом. – Явишься на подпись приказа и обходного листа через пятнадцать минут.
Эллу как сквозняком вынесло из кабинета.
– Вы, оба, – резко двинулся на турок шеф.
Корай инстинктивно прикрыл щеку рукой. Батур втянул и без того почти несуществующую шею в плечи.
– Просите прощения, если хотите не вылететь в Стамбул ближайшим рейсом с чемоданами! – приказал Джек.
– Простите, господин Генеральный директор, – сказал карла.
– Простите, – хмуро вторил Корай, испепеляя Джека из-под красивых густых бровей ненавидящим взглядом.
– Теперь у неё! – Шеф снова ткнул в меня пальцем. Да так, что самой захотелось под стол влезть, в укрытие, и турок из жалости спрятать. Но надо было держать марку. Несмотря на красный нос и стёртую напрочь косметику, я сглотнула и гордо посмотрела на менеджеров. Те на меня. Боюсь, по дальним углам предприятия мне лучше одной не ходить, и кофе варить самой…
– Ну! Я жду! – заявил Джек.
– Извините, Александра, – не глядя на меня, буркнул Батур.
Корай молчал.
– Сандра, проверь наличие билетов в Стамбул. В один конец. И что нужно для закрытия рабочей визы для господина Корая, – отчеканил зло Джек.
Тот фыркнул и бросил яростно:
– Прошу прощения, мисс.
– Хорошо. – Подражая Джеку, я встала и царственно кивнула. – Я не держу на вас зла.
– Теперь свободны. Для дальнейших распоряжений я вызову вас дополнительно, – сказал шеф.
Турки с радостью выметнулись из кабинета. Мы остались одни.
– Всё, больше реветь не будешь? – хмыкнул Джек.
– Нет, – улыбнулась я. – Но как вы… генеральный директор?! Как это произошло?
– А как иначе могло произойти? – со спокойной улыбкой ответил шеф. – Кто вытащит эту компанию из полного дерьма, как не я?
– А Абдурахман?
– Этот вор? Ему ещё долго будет не скучно. Надеюсь, в Турции до сих пор таким рубят руки.
Я поёжилась.
– Не надо…
– Ты что, добрая, балерина? – удивился Джек.
Я растерянно пожала плечами и улыбнулась.
– И вообще, – он уткнул руки в боки, – я не понял, где благодарности? Поздравления? Слёзы радости при встрече?
Я смущённо подошла к нему и протянула руку:
– Поздравляю вас, шеф! Очень рада, что вы вернулись!
– Нет, так не пойдёт, – хитро улыбнулся Джек и, наклонившись ко мне, подставил щёку: – Целуй.
* * *
Оперативка моего мозга зависла на тысячную долю секунды, просчитывая риски. А затем я молниеносно чмокнула гладко выбритую, по правде сказать, очень приятную, тёплую щёку, какой у тиранов быть не должно. И отстранилась. Почти отскочила. Джек выпрямился. Хитрость так и продолжала плескаться в его глазах.
– Балерина, эммм… Так поцеловала… Ты что, меня любишь?
Вот это номера! Мой мозг выдал сигнал SOS. Тревожные лампочки замелькали во всех его участках. Кажется, шеф решил сломать мне мыслительную систему. Какое коварство! И ведь понимает же, что приказ о моём увольнении ещё не уничтожен, и я, как канатоходка, балансирую на тонкой ниточке его настроения.
– Люблю, – ответила я.
Джек расцвёл самодовольно. Его глаза загорелись. Я на всякий случай шагнула к дыроколу и вернула его на место. А потом сказала с вдохновенным вздохом:
– Вас люблю, шеф. И всех людей люблю. По заповедям.
Недоумение сменило азарт в карих глазах напротив. Нет, ну а что? Я же не сказала, что не люблю.
– Чёрт, балерина! Ты что, верующая? – пробормотал он, охлаждаясь быстро, словно огурец с базара, брошенный в морозилку.
– Да. Меня так воспитали, – с возвышенностью во взгляде и абсолютно искренне сказала я. Только не уточнила, во что верующая. Это ведь понятие растяжимое. Мама, ещё не заболев, зачитывалась про НЛО над Петрозаводском, историями про инопланетян и нам с сестрой с детства байки всякие рассказывала, в том числе о прошлых жизнях, экстрасенсах и хилерах на Филиппинах… В общем, «Очевидное-невероятное», «Секретные материалы» плюс «Третий Мистический» было наше всё. А вот креститься я сама в церковь пошла в двадцать лет. Просто решила, что надо бы… Как-то так.
Джек отвернулся к шкафу с виски и, кажется, громко выдохнул.
Во мне запрыгали взволнованные зайчики: не прокатило? Что дальше?
Шеф развернулся и без всяких хитринок сказал:
– Так, Сандра, пойдём принимать новые апартаменты. А потом ты займёшься переездом.
– На третий?
– О да. Наконец, у меня будет собственный кабинет. И ты не будешь постоянно крутиться перед глазами, – заявил он так, словно видеть меня не может.
И я расстроилась.
– Но в приёмной генерального уже есть секретарь… Диана, – заметила я, вдруг понимая, что не хочу работать с ним в разных помещениях. Притёрлась? Или мне нравится сидеть на вулкане? А, может, просто наблюдать за Джеком в прямом эфире было настолько интересно, что не хотелось менять это присыпанное всеми видами перца действо на спокойную рутину.
