— Лягухи, — усмехнулся Коршун, переводя взгляд с девчонок на Маркова, — я просто так и чувствую твою мысль, которую ты мне сейчас озвучишь. — Егор в ответ улыбнулся краешком губ.
— Ты еще по весне ляпнул одну такую штуку… так вот, я тут намедни подумал… и решил, что все же это хорошая идея.
— А теперь подробнее, сэр, я не всегда помню то, что ляпаю.
— Депутат.
— Депутат? — Руслан сложил губы трубочкой, явно анализируя. — А что, мне нравится, умные мысли я глаголю. А бизнес как же?
— Разберемся.
— Верно, сначала надо разобраться. Лозунг придумал? — вытянул указательный палец, слегка щурясь. — Хотя, ща, погоди…
— Хорош, пиарщик чертов.
— Ладно-ладно, Ритке говорил?
— Нет.
— Почему?
— Потом, еще ничего не ясно.
— Ну да, ну да. Слушай, а она тебе ничего не говорила? Может у вас новость какая-то есть? — очень тонко поинтересовался Руслан, отходя к мангалу.
— Нет, а должна была?
— Нет, я так спросил, — отмахнулся, сосредотачивая все свое внимание на шашлыке.
Егор вздохнул, плотнее сжимая губы.
— Мальчики, ну сколько еще ждать? — негодовала Ружевич. — У меня с утра во рту ни росинки.
— Пару минут, — отозвался Руслан.
Рита улыбнулась, а после скорчилась от доносящегося до нее запаха дыма. В животе вновь стянулся узел, вызывающий тошноту. Облизнув губы, девушка схватилась за бутылку с водой, пытаясь влить в себя как можно больше жидкости. Совершенно не замечая, как Марков подкрался сзади.
— Егор, — охнула, а мужчина по-хозяйски устроил свои руки на ее животе.
— Что с тобой? Ты нехорошо выглядишь.
— Да нет, все нормально, — выдавила улыбку.
По дороге домой Рита не может разлепить глаза, ее неумолимо клонит в сон, и она засыпает на плече Егора. Который совершенно не хочет будить ее по приезду, но она словно чувствует, что они уже у дома и резко открывает глаза.
Дома продолжается это затянувшееся недельное молчание, приводящее Маркова в ярость, которую он старается скрыть. Давая ей возможность расслабиться и все же высказаться, но терпение на исходе. Это подтверждается, когда Рита заваривает чай и безразлично размешивает сахар в кружке.
Марков внимательно наблюдает за этой апатией, пытаясь, наконец, столкнуться с ее взглядом, который она постоянно отводит. Все эти неудачные попытки окончательно выводят его из себя, и он бесцеремонно кидает кружку в раковину, та с треском разбивается о лежащую на дне мойки тарелочку. Рита вздрагивает. Ну вот, была — не была. На глаза выступают слезы, и Рита в ужасе пытается подобрать слова. Пока Егор вновь к ней не повернулся.
— Егор, я должна была сказать раньше…
— О чем?
— Понимаешь, я… — набирает в легкие побольше воздуха.
— Беременна, — говорит за нее, резко разворачиваясь и устремляя на жену недовольный взгляд.
— Откуда ты знаешь?
— Вчера днем звонили из клиники, ты была наверху. Я сказал им, что я муж, а они мне поведали, о том, что моей беременной жене необходимо заехать к ним в течение недели, — со злостью стягивает галстук.
— Почему ты не сказал мне, что знаешь? — Она в ужасе сжимает ложечку в руке.
— Хотел посмотреть, насколько затянется твое молчание.
— Егор… понимаешь… я боялась твоей реакции…
— Да, я совсем забыл, что я — монстр, — закатывает глаза, швыряя этот несчастный галстук в сторону.
— Мы не говорили о детях… да мы вообще не говорили о будущем толком… как ты не понимаешь, это не игрушки, все это… — ахнула, затаив дыхание.
— Только вот ты при этом заигралась, — печально усмехнулся.
— Егор, вот поэтому я боюсь, всегда боюсь твоей реакции, твоего неодобрения, мне страшно, что ты посчитаешь меня дурой. Я боюсь позволить себе лишнего, не уверена в завтрашнем дне, потому что я не понимаю, какие у нас отношения, сколько тебе будет это интересно… не знаю. Нужен ли тебе этот ребенок… не знаю, что ты думаешь… ты ничего не говоришь…
— А ты ничего не спрашиваешь. И да, не переживай, можешь быть полностью уверенной в завтрашнем дне. Мне нужен этот ребенок, и ты тоже нужна. Только вот теперь я не уверен, нужен ли тебе я. Пожалуй, я переночую в офисе, — сказал и стремительно вышел из комнаты.
Она слышала его шаги на лестнице и тихий хлопок двери. Стало паршиво. Закрыв лицо руками, Маркова всхлипнула и дала волю слезам. Горячие слезы стекали по пылающему лицу. Взгляд стал затуманенным, а к горлу вновь подступила тошнота.
Егор злобно хлопнул дверью кабинета, падая в кресло. Все его движения были яростными, звонкими, как хруст ломающегося льда. Он был вне себя от случившегося дома. Поэтому и не хотел там оставаться, показывать ей все свое негодование, к тому же был дико зол. А слова про то, что она не уверена в завтрашнем дне, своей нужности, нужности ребенка, добили и вывели его окончательно.
Не хотел сейчас с ней говорить, и видеть тоже не хотел. Боялся взорваться, боялся скандала и того, что в порыве злости может наговорить лишнего. Стукнув кулаком по столу, раздосадовано осознал, что сейчас он просто прячется от разговоров.
Но лучше так. Лучше так.
В голове все же никак не укладывалась ее реакция. Ее молчание, создание этой идиотской тайны, подкрепленной каким-то больным и ненормальным страхом. Где-то внутри стало даже обидно. Разве за последние месяцы он хоть раз упрекнул, обидел, нагрубил? Ничего подобного не было… а что до разговоров, так ей бы лишь поговорить… он же… Ему и так все понятно. Для него их отношения ясны. Он давно принял решение, и отступать не собирается, так отчего же у нее столько неуверенности в нем, в будущем?
Что он должен сделать, чтобы эти сумасшедшие, непонятные, обезумевшие страхи прекратились и улетучились из ее головы?! Ответа пока не было…
Уперевшись пальцами в виски, Марков облокотился на стол локтями. Сейчас в нем было два противоборствующих желания: остаться здесь, выказывая свою глубокую обиду и задетые чувства, или же вернуться домой. Мысли закручивалась в тонкие спирали, а после превращались в иглы, которые с силой впивались в и без того перегруженный мозг. За окном совсем стемнело.
В душе поселились переживания о ней, о том, все ли будет в порядке… Они душили, выгоняя из кабинета, но он не поднялся с кресла, лишь набрал номер матери, прося приехать к Рите, и отключился, ничего не объясняя.
Ладно, пусть завтра ему вынесут мозг, но сегодня ему необходимо это уединение. Одиночество. Чтобы обдумать, понять, что делать дальше.
* * *
Распухшие глаза, красные щеки, растрепанная прическа, именно в таком виде она открывает дверь, видя на пороге Ирину, которая резко меняется в лице, теряя улыбку. Теперь в глазах женщины волнение.
