Михаил Иванович Шлыгин сидел у себя в кабинете и ждал донесений. Заниматься серьёзными делами он был, понятно, не в расположении, а потому включил компьютер и раскладывал пасьянс за пасьянсом, азартно двигая мышью. Его любовь к пасьянсам была для Виталика Базылева предметом постоянного подтрунивания. Всякий раз, заставая бывшего одноклассника за этим занятием, Виталя громогласно заявлял, что постиг-таки наконец истинное предназначение оргтехники. Шлыгин неизменно обижался и с жаром начинал что-то доказывать.
Мощный музыкальный центр, настроенный на «Эльдорадио», ворковал задушевными эстрадными и классическими мелодиями. В какой-то момент Шлыгину померещились сквозь музыку странные звуки, похожие на выстрелы. Он не сразу обратил внимание, но Гоша, которому давно уже следовало бы появиться и доложить, всё не появлялся и не докладывал, и постепенно Михаил Иванович забеспокоился. Нашарив пульт дистанционного управления, он выключил музыку. Всё было тихо.
Тишина показалась ему подозрительной.
В «Инессе» давно провозгласили режим экономии, а посему ночами в коридорах еле теплился свет. Шлыгинский кабинет отделяла от коридора стеклянная перегородка, обклеенная плёнкой «хамелеон». Сквозь такую плёнку из менее освещённого помещения отлично видно всё, что делается в более освещённом. А наоборот – фигушки. Днём, когда в коридоре ярко горели люминесцентные лампы, такое свойство «хамелеона» устраивало Шлыгина как нельзя лучше. Ночью всё обстояло прямо наоборот. Из полутёмного коридора вся внутренность кабинета была как на ладони. Шлыгин же не видел в коридоре практически ничего.
Встав из-за компьютера, он открыл дверь и зафиксировал её в таком положении. Вернулся к неоконченной «могиле Наполеона»… Смутное беспокойство всё же не проходило, и тогда он вынул из ящика стола и положил рядом с собой пистолет. После некоторых событий, в ранней молодости едва не испортивших ему нею будущность, Шлыгин зарёкся лично участвовать в каком-либо насилии. Друг Виталя посмеивался над ним и настаивал, чтобы он умел себя защитить. Отказать однокласснику Михаил не мог и раз в неделю практиковался в тире, устроенном здесь же, в подвале. Получалось у него очень неплохо, но чувство тревоги близость пистолета почему-то до конца не сняла.
Между прочим, события, чуть не сломавшие ему жизнь, произошли когда-то как раз в октябре, двадцать седьмого числа. Шлыгин столько раз пересказывал разным людям «официальную» версию случившегося, что и сам почти поверил в неё. Тем более, в тот несчастный вечер он был пьян не менее, чем Вова с Виталиком, и его воспоминания цельностью в самом деле не отличались. Но когда в окно ломится такая же непогода, как семь лет назад, поневоле начинаешь видеть глаза, глядящие из темноты…
Ко дню рождения Вовкины предки сделали сыну подарок: уехали на дачу и предоставили ему веселиться в компании молодёжи. Поздно вечером, когда в раковине и на кухонном столе громоздились горы посуды, а в квартире с именинником остались только Виталя и Мишка, Витале пришла ценная идея остановить на Московском таксиста и раздобыть водки. Шампанское и несколько «сухариков», которые ещё наполняли его одноклассников сладким чувством запретного, ему казались лёгкой разминкой.
Вовка, конечно, хорошо знал, где Гнедины-старшие хранили семейный бюджет, но денег в обычном месте не оказалось.
«Спрятали!» – понимающе хмыкнул Виталя.
«Да ну, отцы, давайте пласты лучше послушаем», – предложил Мишка. Ему совсем не хотелось на уличный холод, но Виталя был настроен решительно:
«Одеваемся».
Он и тогда уже был среди них лидером.
«А таксист нам что, даром?..» – осклабился Вова.
«Что-нибудь придумаем, – пообещал Виталя и натянул куртку. – В конце концов, отберём. Нехрен спекулировать!»
Вовка хихикнул – выпитое вино подействовало на него сильнее, чем на других, – и тоже принялся одеваться. В конце концов это был его день рождения, а игра в благородных разбойников обещала стать увлекательна'!. Пока они двигались к проспекту через дворы, именно ему пришло в голову разломать один из ящиков, сваленных у задней двери овощного, и сделать нечто вроде дубинок.
Едва они приблизились к арке волю Бассейной, как прямо ни них оттуда вышла какая-то тётка. Она прикрывала лицо от ветра перчаткой и сослепу чуть не налетела на Базылева, шагнувшего наперерез.
«А ну! – сказал ей инициативный Виталя. – Снимай золотишко!..»
Какое-то мгновение тётка ничего не могла понять и только близоруко щурилась на него сквозь залепленные снегом очки.
«Мальчики, дайте пройти», – проговорила она затем…
Шлыгин потянулся к местному телефону и вызвал гараж. Он знал, что трезвон был слышен в каждом углу, но трубку так и не взяли. Михаил Иванович нервно забарабанил пальцами по благородно-чёрной крышке стола. Куда они, чёрт возьми, подевались?.. Во двор вышли курить?..
Наверное, следовало сходить туда и самолично проверить, в чём загвоздка. Хотя нет. Судя по всему, молодой шофёр оказался крепким орешком, а раз так, зрелище ожидалось не из приятных. Лучше дождаться Виталика. Его епархия, вот и пускай наводит порядок.
Господи, как хорошо, что у Вовки оказался такой влиятельный папенька, царствие ему небесное. Ведь уже вовсю была Перестройка, и даже телефонный звонок из Смольного решал дело далеко не всегда…
Шлыгин прошёлся по кабинету, потом вернулся за стол. Он давно бросил курить, но обстановка требовала разрядки. Михаил Иванович опять выдвинул ящик и взял пачку «Мальборо», которую держал для гостей.
И в это время свет в коридоре мигнул и вырубился совсем. Шлыгин уронил сигареты и снова схватился за пистолет: ему показалось, будто из темноты на него вправду уставились чьи-то глаза, а против двери начала оформляться расплывчатая, неясная тень.
– Кто там? – чувствуя, как пересыхает во рту, громко спросил бизнесмен. – Эй, кто там?..
От напряжения у него, похоже, начались глюки, потому что не мог же, в самом деле, из коридора действительно долететь негромкий и совсем не весёлый смешок…
Вломившиеся эгидовцы застали внутри гаража совершенно замечательный натюрморт. В плотном брезентовом коконе спал всё-таки живой, хотя и жестоко измордованный Женя. Пустые шприцы и ампулы из-под глюкозы, морфия и солюмедрола свидетельствовали о грамотно оказанной помощи. В нескольких шагах от Крылова остывали три мертвеца. Их личности ещё предстояло установить; бесспорным являлся пока лишь факт зверской расправы, учинённой над всеми троими. Кто-то безжалостный и хладнокровный очень по-деловому отправил их на тот свет, и хирургическим гуманизмом этот кто-то явно не был обременён.
Первое подозрение пало на Славика, который вяло сидел в рассыпавшихся коробках, уронив голову и безжизненно откинув руку со «стечкиным». Почти сразу, однако, стало понятно, что всё это инсценировка. Причём довольно небрежная. Скорее издевательская, нежели предназначенная ввести правосудие в серьёзное заблуждение. Судя по багровым отметинам на шее и вздувшейся шишке, Славика сперва слегка придушили, а потом ещё стукнули по головке. Он, конечно, скоро очнётся, но ничего толкового не расскажет…
