— Ваш номер, Ваше благородие, — услышал я первые слова моего "Сусанина".
"Вот это да! — я огляделся по сторонам. — Это что, мне здесь жить три-четыре дня? Обстановка как в музее. Попали вы господин хорунжий! Где здесь спать? Есть? Туалет где? Мать моя, женщина! Лучше в казарму!"
Я почувствовал, что потихоньку начинаю впадать в панику. "Я же отсюда даже выйти самостоятельно не смогу. И как обращаться к "Сусанину"? По форме, кажется, лакей первого разряда. Любезный? Милейший? Еще обидится! Я полгода заучивал форму полков, а дворцовую униформу пробежал поверхностно. Кто же знал, что придётся оказаться в такой обстановке!" — мысли летали в голове, заставляя нервничать больше и больше.
— Что-то ещё? — с учтивым поклоном спросил лакей.
— Эээ…, - начал я, не зная, как же правильно обратится к этому дворцовому служащему, чья форма выглядела, куда богачей моей и на груди было наград в два раза больше чем у меня.
— Лакей первого разряда Ивушкин Иван Иванович, — поняв мои затруднения, представился проводник.
— Иван Иванович, подскажите, где я нахожусь и как здесь всё это…, - промямлил я.
— Ваше благородие, вы находитесь на антресолях Кухонного каре дворца, где целых две анфилады отведены для помещений разных лиц, приезжающих по служебным надобностям и остающихся на ночь, — с достоинством и некоторым высокомерием произнёс Ивушкин. — За вами закреплён лакей второго разряда Завьялов Николай Петрович, который подойдет через некоторое время и всё вам объяснит. Разрешите откланяться. — С этими словами, Иван Иванович, поклонившись, вышел из комнаты.
"Ну и ладно, — подумал я, глядя в удаляющуюся спину аж целого лакея первого разряда. — Не впервой себя "деревней" ощущать. Если вспомнить моё первое посещение Москвы проездом в первый курсантский отпуск из Рязани. Ходил по Красной площади с открытым ртом, хотя Благовещенск деревней не назовешь. Питером и его величием, когда позже побывал в нём, также был шокирован и очарован. А теперь буду проживать, пусть и три дня, в Гатчинском дворце. И, Бог его знает, кто в этой комнате бывал, ночевал и какая у неё история".
Мои размышления прервал прибывший лакей Завьялов, который в отличие от Ивушкина оказался намного моложе, имел меньше наград и снобизма. Данный субъект доходчиво объяснил мне условия времяпрепровождения в данном номере, что мне положено, где и чем пользоваться.
Вечером, когда в комнате зажглись лампы, в отведённый мне номер пришёл граф Воронцов-Дашков, который передал мне в красивой папке наградные бумаги на орден, потомственное дворянство, усадьбу и земельный участок.
Во время беседы без чинов, Илларион Иванович, объяснил свой приход вызванным интересом к моим рассуждениям на приеме у государя. Так как у него во дворце комнаты в Арсенальном каре, где он проживает, когда остается в Гатчине, а время ещё раннее, он и решил нанести визит.
"Ага, вот делать нечего генералу от кавалерии лично переться к хорунжему, — подумал я про себя, когда граф объяснял причину своего визита. — Адъютанта мало. Хотя какой адъютант, тот целый подполковник. Лакея хватило бы. Кажется, зря я вылез со своими прожектами. Хотел как лучше, а получилось, по словам Черномырдина, как всегда".
Но приход Воронцова-Дашкова оказался и очень полезным для меня. Граф подробно рассказал мне всё о моих новых правах и обязанностях, как георгиевского кавалера, потомственного дворянина и хозяина усадьбы, а также земельного участка. Последний, судя по схеме и карте, располагался как раз там, где мыла золото банда Лю, и куда я с казачатами ходил в охрану с партией старателей купца Ельцова. Результат тогда был очень хороший. Золота в виде песка и самородков за месяц намыли на десять тысяч. Ельцов хотел застолбить этот участок за собой. Но может я и ошибаюсь. Посмотрим на месте. Когда-нибудь!
Герб нового дворянского рода Алениных-Зейских мне понравился. Шлем, щит, какие-то узоры. Илларион Иванович, долго и много рассказывал, что обозначает каждое изображение и его цвет на моём гербе. Но всё, что я запомнил из этого геральдического бреда — мой девиз: "Жертвенность и храбрость". Теперь мне ещё дворянские рода и их гербы изучать. Не было печали!
Рассказ графа о моём имении и обрадовал, и огорчил. Как оказалось, императрица подарила мне усадьбу, которой с тысяча восемьсот сорок шестого года владел коллежский советник Афанасьев, построивший на участке в девять десятин каменный дом, жилые флигели, конюшни, скотный двор, каретник, ледник, сараи, огороды, фруктовый сад, парники. После Афанасьева и его наследников усадьбой два года владел управляющий Куклин, но что-то у него не пошло и он вынужден был продать её около года назад казне, считай Марии Фёдоровне.
В этом месте повествования Воронцова-Дашкова, мне пришла в голову мысль, что видимо царская чета ещё год назад планировала меня так щедро наградить, и ждала, когда я получу офицерский чин, чтобы награда была выше и весомее. "А Куклину, видимо сделали предложение, от которого тот не смог отказаться", — подумалось мне.
В обслуживании усадьбы были задействовано, по словам Иллариона Ивановича, шесть лиц мужского пола и шесть женского. Кроме того, на двухстах пятидесяти восьми десятинах земли, которые были отведены под усадьбу, находилась, ранее владельческая деревня Курковицы, состоящая из двенадцати дворов, в которых проживало двадцать пять лиц мужского пола и тридцать женского. При этом ни один из земельных наделов до настоящего времени временнообязанные крестьяне этой деревни в собственность не выкупили.
"Это что же получается, тридцать лет прошло с отмены крепостного права, а крестьяне так без собственной земли и остаются. Второе поколение уже "свободными" растет. Вот это мля засада. Меня, что решили помещиком сделать? — не знаю, заметно ли было это со стороны, но в этом месте рассказа графа я буквально кипел внутри. — Домечтался мля о родовом гербе в виде АК-103 в окружении пяти гранат Ф-1 на фоне цвета "хаки"?! Три раза ха-ха-ха! А в придачу ещё пятьдесят пять душ, точнее с учетом обслуги шестьдесят семь не хочешь?! Барин, мать твою!"
Окончательно меня генерал от кавалерии добил сообщением, что дней через десять моя соседка по усадьбе княгиня Трубецкая будет устаивать прием в своем доме-дворце в Елизаветово, и меня наверняка пригласят на данное мероприятие. Получив ещё и такую информацию, моё желание знакомиться с усадьбой упало ниже нуля, а в голове роились только пятиэтажные матерные конструкции.
Потратив на меня почти два часа, его сиятельство удалилось. Зачем он приходил, я так и не понял. Не для того же, чтобы принести бумаги и объяснить их сущность. И это сильно нервировало.
"Если провести аналогию из моего времени, — думал я. — Спас я, например, дочку ЕБН и меня молодого лейтенанта приглашают одного на награждение в Кремль. Вручают в Георгиевском зале орден "Мужества". Потом беседа-чаепитие в составе семьи Ельцина и в присутствии руководителя администрации президента, а заодно управляющего всеми финансами семьи гаранта Конституции в одном лице, плюс еще личный друг ЕБН, даже не знаю, кого на этом месте представить. После этой беседы-приема оставляют ночевать в Кремле и тут, главный финансист семьи и руководитель администрации приходит в номер летёхи — дел мол нет, спать рано, да и бумаги вот принёс. Сейчас тебе расскажу, что в них. Вам верится? Ой, как тяжело!". Это и нервировало. Чего хотел от этой встречи граф? Версии, кроме той, что его сиятельство пытался понять или срисовать мой психопортрет во время этой беседы, на ум не приходило.
