После завтрака мне пришлось заносить в альбом Мари, который она привезла с собой стихи тех романсов, которые я пел у них на приёме. При этом выяснилось, что находясь неадекватном состоянии после встречи Анны-Светланы, я выдал в этом мире романс "Напрасные слова" Ларисы Рубальской и Давида Тухманова, "Признание" на стихи Николая Заболоцкого, а ещё спел оба куплета песни "Русское поле". "Кавалергардов" также пришлось записывать. Когда записывал эти стихи, узнал от Белёвского, что командир Кавалергардского полка барон Артур Александрович фон Гринвальд, услышав эту песню первый раз, поклялся, что при появлении автора в их офицерском собрании, он лично будет поить его лучшим шампанским до тех пор, пока автор сможет сидеть за столом. Уланы и гусары дико завидуют кавалергардам, что у тех появилась песня, которая уже стала гимном полка. А я если захочу обпиться лучшим шампанским, могу посетить офицерское собрание кавалергардов.
Поэтическая часть встречи гостей была прервана Сазоновым, который войдя в комнату, где мы находились, сообщил, что прибыл фельдъегерь от министра императорского двора. Вошедший следом за управляющим курьер передал мне запечатанный конверт, за который я расписался в какой-то ведомости. Вскрыв конверт, достал лист бумаги и быстро пробежал глазами написанное.
— Что там? — поинтересовалась княжна.
— Увы, сиятельная Мари, видимо мой отпуск закончился. Завтра к к двум пополудни должен прибыть в Гатчинский дворец на приём к его высокопревосходительству графу Воронцову-Дашкову.
— Какая жалость, — печально произнесла Анечка фон Дерфельден, но эти слова заставили моё сердце радостно сжаться.
Узнав у курьера расписание поездов до Гатчины на завтра, отправил его под опекой Сазонова, который должен был хорошо накормить и напоить фельдъегеря. Несмотря на полученное известие, дальнейший визит гостей прошёл радостно, весело и закончился уже в сгущающихся сумерках. Самым замечательным для меня были полученные адреса проживания Анечки, куда я мог писать для неё письма.
Глава 12. Охрана императора
Я замер, слившись с деревом. Мой собранный с бора по сосёнке костюм из черного цвета шаровар, широкой рубахи, ичиг и маски-шапочки с прорезями для глаз и рта того же цвета, надежно скрывали мою тушку в ночной темени. Кожу вокруг глаз и губ я зачернил сажей на гусином жире. Выдать меня мог только блеск глаз.
Чтобы соорудить этот наряд, напоминающий одеяние ниндзя из фильмов и спецназа ФСБ, пришлось потратить целый день, включая поездку в столицу. Шапочку-маску сшил сам. Теплое бельё, которое было поддето под данную форму, также купил в Питере. На улице конец сентября, а мне добираться до дворца придется долго. Прямой путь не всегда верен. Поэтому "нормальные герои, всегда идут в обход", как говорил Ролан Быков в роли Бармалея в фильме про Айболита. Диверсанты в основном придерживаются этого правила.
Мимо меня по дороге, освещая путь каким-то ручным фонарём или лампой, протопал парный патруль из Гвардейского пехотного отряда Почетного конвоя. До меня донеслось.
— И кому надо было почти всех на охрану в ночь выгонять. Завтра же в караул заступать.
— И не говори. Ходим как дураки. А толку то…
Патруль скрылся из вида. Подождав еще минуту, внимательно вслушиваясь в ночную тишину, я перемахнул пешеходную дорожку и, упав на землю, застыл, сканируя окружающую обстановку. Тихо. Осторожно приподнялся и от дерева, к дереву потихоньку двинулся вперёд. Дальше Адмиралтейские ворота со сторожевой будкой и невысокий забор, который может быть препятствием только для детей.
Эти сторожевые строения со шлагбаумом и колоколом, вызывали у меня сожалеющую улыбку. Деревянное сооружение, ночью освещаемое фонарём. Часовой дальше круга света от фонаря в темноте ничего не видит. Сам является прекрасной мишенью. Стены от пуль не защитят. Мне бы сейчас ребят из моей бригады. Всю бы царскую семью из дворца на руках вынесли, никто бы не чухнулся.
Ладно, посторонние мысли в сторону. Солдатики с испуга могут и на поражение пальнуть. Впереди ворота и часовой в будке. Сместился подальше в сторону и спокойно перебрался через ограду. Дальше вдоль Белого озера осторожно добрался до террасы-пристани, на которой находился ещё один парный патруль. Пришлось залечь и надолго. Мимо этих ребят просочился по-пластунски. Полз минут тридцать. Основательно задубел. Турецкая беседка и очередной патруль остались справа от меня, а я наконец-то добрался до кухонного каре Гатчинского дворца. Теперь осталось незаметно проникнуть внутрь.
Русское разгильдяйство было на моей стороне. Одно из окон первого этажа каре, не смотря на запрет, было приоткрытым. По миллиметру, опасаясь скрипа и возможной засады, открыл створку и, не услышав кого-либо находящегося в комнате, осторожно переместился в помещение. Осталось самое сложное. Незаметно добраться во дворце до цели. Судя по известной мне схеме помещений, мне осталось совсем немного. Теперь бы вскрыть тихо дверь в коридор, а там по ситуации.
Осмотрев, насколько позволял лунный свет, проникающий через окно, помещение, понял, что попал в какую-то подсобку. Вёдра, щётки, ещё что-то из инвентаря. Судя по потолку, комната была под лестницей. Хорошо, что с окном, а не глухое помещение. Теперь дверь. Удача и здесь не покинула меня. Использовать примитивные отмычки, которые я изготовил, вспоминая те несколько занятий, которые были проведены на сборах, посвященных проникновению в помещения террористов, не пришлось. Дверь открылась, и я оказался в коридоре, пытаясь сориентироваться, где же нахожусь.
Появившееся впереди пятно света, заставило меня укрыться за ближайшей стенкой коридора. Кажется, влип! Я вслушивался в приближающие шаги. Идёт один человек. Это уже легче. Мимо меня прошел человек в ливрее лакея, который держал в руке лампу. Шаг вперёд, слабый удар в основание черепа. Еле успел подхватить лампу и тело. "Минут пять-десять есть, — подумал я, задув лампу. — Подождём и обработаем клиента. Лишь бы его инфаркт миокарда, вот такой рубец, не хватил".
Когда лакей очнулся, руки у него были связаны, во рту был заранее приготовленный мною кляп. Находились мы уже за ширмой в ближайшей проходной комнате, где как я убедился, никого не было.
— Милейший, сейчас Вы отведете меня к комнатам, где располагается, — я склонился к уху и произнес, к кому меня надо провести.
Затравленный взгляд пленника, наполнился ужасом, и он потерял сознание.
"Нет, дорогой друг, мы так не договаривались, — подумал я, осуществляя реанимационные мероприятия, приводя клиента в сознание. — Так-то лучше".
— Любезнейший, ты всё равно сделаешь это. Не надо доставлять себе боль, — произнёс я, увидев, что лакей пришёл в себя. После этого нажал одну из точек на теле, которую мне в своё время показал Джунг Хи.
Всего он показал мне их пять. При нажатии их последовательно, человек начинал ощущать нарастающую дикую боль. Сам лично перенёс три точки. После четвёртой потерял способность что-либо соображать и готов был сделать всё, о чём бы меня не попросили. Если же нажать пятую, то, по словам старого корейца, у человека в организме начинались необратимые изменения, и тот умирал. Но до этого он становился марионеткой в руках, проводившего данную "акупунктуру".
