В советское время альтернативно-историческая фантастика была у нас большой редкостью, и таким же редким было литературное «попаданчество». Только в постсоветские годы (особенно в нулевые) начинается его коммерческий ренессанс – причем настолько бурный, что сегодня попросту невозможно перечислить не только все вышедшие книги об этом феномене, но и все книжные циклы. Некоторые классификаторы делят сегодня «попаданческую» фантастику в соответствии с географической локализацией и историческими периодами, куда авторская фантазия забрасывает наших соотечественников: древний мир, Древняя Русь, царская Россия, советские довоенные времена, довоенная Европа, Великая Отечественная война и так далее. Видный исследователь темы политолог Леонид Фишман делит «попаданцев» по их политическим взглядам: либералы (циклы «Одиссей покидает Итаку» Василия Звягинцева, «В вихре времен» Алексея Махрова и др.), монархисты (циклы «Обреченный век» Валерия Елманова, «Отрок» Евгения Красницкого, «Царь Федор» Романа Злотникова, межавторский цикл «Боярская сотня» и др.) и сталинисты. Последние сегодня особенно многочисленны: стремление гостей из будущего «переиграть» историю в пользу усатого вождя и наказать его врагов (см.
Патриотическая фантастика) заметно, например, у авторов трех четвертей всех книг серии «Военно-историческая фантастика» и как минимум двух третей книг серии «Военная фантастика». Счет идет уже не на десятки, а на сотни наименований, общий тираж исчисляется миллионами экземпляров.
По мнению уже упомянутого Леонида Фишмана, рост «попаданческой» фантастики сегодня – это и проявление эскапизма («бегство из реальной антиутопии в нарисованную утопию»), и попытка помахать кулаками после драки. «Можно считать, что расцвет попаданческой фантастики является выражением своего рода мировоззренческого тупика, – заключает политолог, – авторы явно заставляют своих героев следовать по пути уже опробованных не у нас, так за границей решений. Попаданцы никогда не выдумывают ничего принципиально нового в смысле социальных и прочих технологий; трансформированный в результате их деятельности мир, в сущности, остается тем же самым, меняются только победители и проигравшие». От себя добавлю, что массовый интерес к «попаданчеству» сегодня обусловлен еще и растущей популярностью «силовых» методов как во внешней, так и внутренней политике, а также влиянием на литературу «черно-белых» пропагандистских схем и, конечно, ростом численности читателей, плохо знающих историю.
Посмотри в глаза чудовищ
Цикл фантастических романов (1997–2006) написан в соавторстве Андреем Лазарчуком и Михаилом Успенским (в третьем томе к двум авторам присоединяется еще Ирина Андронати). Начало положила книга «Посмотри в глаза чудовищ». Цитата из Николая Гумилева в названии не случайна: писатели волевым решением спасли Николая Степановича от расстрела в 1921 году – мол, некое эзотерическое общество с многовековой историей и неограниченной ответственностью (про деньги уж не говорю) для начала выкупило поэта у чекистов, а затем наделило его вечной молодостью, тайными знаниями и умениями. И все ради того, чтобы автор «Пути конквистадоров», с автоматом в одной руке и пергаментом с древними заклятиями в другой, однажды спас человечество от роковой угрозы.
Авторы шутя и играя прошлись едва ли не по всем темам современной фантастики (не забыты оккультизм Третьего рейха, Шамбала, разумные ящеры и др.), населив книгу сотнями эпизодических, даже мельком упоминаемых персонажей: от царя Ашоки до Владимира Маяковского, от Анатолия Собчака до Андрея Жданова, от Роберта Говарда до Льва Гурского. Эти и многие другие фигуранты – вкупе с неодушевленными НФ атрибутами – подчинялись авторскому замыслу, участвуя во всеобщей веселой комедии дель арте. По ходу сюжета доблестный герой проберется в подземное логово человекоядных драконов, во главе англо-американских коммандос десантируется на Южный полюс (где Третий рейх ковал «оружие возмездия»), предотвратит штурм Шамбалы «сталинскими соколами» из спецбригады НКВД и много чего еще сделает на протяжении шестисот с лишним страниц.
«Посмотри в глаза чудовищ» – тот редкий случай, когда вместо взаимоотторжения творческих манер возник удачный симбиоз. Андрею Лазарчуку, способному мастерски закрутить интригу и потом много-много страниц подряд держать читателя в напряжении, прежде недоставало фантазии адекватно «развязать» выигрышные сюжеты, и кроме того, писатель нередко впадал в угрюмство и гипертрофированную эмоциональность (недоброжелатель употребил бы в данном случае слова «надрыв» и «слезливость»). Михаилу Успенскому эти недостатки совершенно не были свойственны, зато имелись другие: юмористу милостью божьей, гению короткой новеллы, блистательного абзаца и безумно смешной репризы не всегда удавалось организовать свои выдумки в полноценное романное пространство. Фантазии у Успенского всегда находилось с избытком. Однако зачастую у автора не хватало дыхания, чтобы выстроить нелинейную и «долгоиграющую» фабулу, из-за чего даже в лучших романах о приключениях
Жихаря (см.) повествование порой распадается на эпизоды, связанные меж собою больше авторским произволом, чем внутренней логикой…
Появление на свет писателя по фамилии Лазарчук-Успенский сняло многие проблемы. Прежде всего, в романе возник прочный фабульный костяк, скрепленный фигурой главного персонажа и выдержавший нагрузку непрерывных пространственно-временных отступлений. Автор-симбионт, щедрый на парадоксальные сюжетные ходы, разбрасывает их пригоршнями: мы отыщем в книге следы земной працивилизации – и «красную магию» ВКП(б), эликсир бессмертия – и тайный Совет Девяти,
альтернативную историю (см.) России – и боевые свойства Тетраграмматона. Там, где иной фантаст окучивает многотомную эпопею, нашему автору неинтересно долго задерживаться, а хочется идти дальше и дальше. Однако при всем обилии отступлений и периферийных эпизодов (будь то путешествие героя на трансатлантическом лайнере либо пребывание его на Первом съезде советских писателей) среди них почти нет случайных: все так или иначе вписались в единую концепцию романа, обрамляя генеральную линию. Монументальность конструкции (явно заслуга Лазарчука) оказалась тут более чем кстати. Что же касается собственно борьбы агента-супермена-партизана-эзотерика-и-поэта Николая Гумилева с объявленными в заглавии чудовищами вида ужасного, то и она, эта борьба, представлена в книге с полагающимися натуре подробностями – зеленой чешуей, когтистыми лапами, огромными зубами и немигающими глазками (речь, конечно, идет о рептилии, а не о драконоборце). Причем сам Николай Степанович, убивая очередную тварь или отправляя на тот свет десяток-другой немецко-фашистских захватчиков, продолжает оставаться элегантным джентльменом и рыцарем.
От обвинений в спекуляции на расхожих темах книгу спасает необычайно легкая, ироническая, нередко фарсовая, а иногда попросту издевательская интонация, с какой автор всякий раз предупреждает о новом зигзаге сюжета. Юмор, унаследованный писателем-симбионтом от Успенского, не позволяет судить роман по всей строгости законов жанра
научной фантастики (см.), более того, дает повествованию несколько дополнительных степеней свободы. Там, где любой автор, пишущий сугубо всерьез, споткнулся бы на пафосе или на чрезмерности фантастической атрибутики, Лазарчук-Успенский непоколебим и непобедим.
