– Вениамин Рудольфович! Мне необходимо встретиться с Анной Колесниченко.
– Зачем? – спросил Хворостов.
Мирослава не стала ходить вокруг да около, она спросила:
– Вы слышали об убийствах с алой розой?
Он кивнул.
– Ну, так вот, есть надежда, что Колесниченко могла видеть преступника, хотя, не буду скрывать, надежда крохотная. Но мы должны использовать любой шанс. У нас есть ее телефон, но он молчит…
– Насколько мне известно, Анна уезжала в Новосибирск, и поэтому ее домашний телефон отключен. Позвоните ей на сотовый. – Он назвал цифры. – Или, если хотите, приезжайте сегодня вечером, часам к шести, сюда. Анна должна подъехать, у нас с ней есть договоренность о приобретении «Оленятами» еще четырех ее картин.
– Спасибо Вениамин Рудольфович, я подъеду, но подожду внизу, чтобы не мешать вам закончить дела с художницей.
– Хорошо, не забудьте мне позвонить, как приедете.
Без двадцати пяти шесть автомобиль детектива замер на стоянке перед «Оленятами», и Волгина внимательно наблюдала за всеми, кто входил в двери. Ее внимание привлекла тоненькая девушка с распущенными русыми волосами. Одета она была небрежно, но со вкусом. В руках девушка явно держала упакованные полотна. Спустя двадцать пять минут Мирослава позвонила Хворостову.
– Хорошо, что вы подъехали, – сказал он, – мы скоро закончим и спустимся.
Мирослава закрыла автомобиль и вошла в вестибюль. Прошло еще минут пятнадцать, прежде чем Волгина увидела Хворостова и ту самую девушку.
– Знакомьтесь, это наша Анечка, а это Мирослава Волгина, детектив.
– Я объяснил Ане, зачем вы хотите ее видеть, – проговорил Вениамин Рудольфович, – и она согласилась с вами побеседовать.
– Спасибо, – поблагодарила Мирослава.
– Вам, девочки, лучше посидеть в нашем кафе, сейчас там еще почти никого нет. – Хворостов подхватил обеих девушек под руки и подвел их к стеклянной двери со светящимися фигурками оленят.
Оказавшись по ту сторону двери, Мирослава увидела средних размеров зал, стилизованный под березовую рощу. Хворостов подвел их к одному из столиков под искусственной березкой, на заднем плане резвилась пара оленят.
– Вот, – сказал он, – здесь вам никто не помешает. А мне разрешите попрощаться и откланяться.
Когда они остались наедине, художница посмотрела на Мирославу и тихо сказала:
– Вениамин Рудольфович мне все объяснил, но вряд ли я могу вам чем-то помочь…
– Я могу называть вас Анной? – спросила Мирослава.
– Да, конечно, или Аней.
– Спасибо. Аня, вы какое-то время жили в доме травницы Степаниды и бывали на озере. Там же отдыхала убитая Маргарита Куконина со своим женихом Виталием Артемьевым.
– Я действительно видела там отдыхающую пару, но мы не общались, и я даже не знаю их имен.
– А вы никого не заметили там, кроме них?
– Нет. – Девушка покачала головой.
– Может быть, проезжали какие-то машины, велосипедисты, проходили грибники?
– Нет, на озере тогда никого не было.
– А в деревне был кто-то незнакомый?
– В деревне? – задумчиво переспросила девушка. – Так я деревенских далеко не всех знаю. Я в основном была или на озере, или на крылечке Степаниды.
Мирослава уже хотела распрощаться с художницей, как неожиданно девушка заговорила снова.
– Только один раз, – задумчиво проговорила она, – на калитку села удивительно красивая бабочка, и я поторопилась перенести ее на полотно. Черныш, кот Степаниды, лежал рядом, жмурил на солнышке глаза и мурлыкал. Я уже заканчивала набросок, как он неожиданно сорвался с места, прыгнул на калитку, спугнул мою бабочку и оказался по ту сторону забора. Сама не знаю почему, но я тоже вскочила и бросилась за ним. Кот и не думал убегать, он сидел на травке и смотрел на проселочную дорогу, по которой медленно двигался «Опель» оливкового цвета. Создавалось такое впечатление, что человек, сидящий за рулем, что-то высматривает. Но я не могу этого утверждать, просто у меня было такое ощущение. Хотя может быть и так, что водитель просто любовался окрестностями…
– Номер вы не запомнили?
– Нет.
– За рулем сидел мужчина или женщина?
– Я не рассмотрела…
– Ну, что ж, – сказала Мирослава, – все равно спасибо.
– Но ведь это может ничего не значить? – спросила художница.
– Конечно, – улыбнулась Мирослава, – но в расследовании может пригодиться любая мелочь.
Прямо из машины Мирослава позвонила Наполеонову, которого застала на работе.
– Шура, – сказала она, – я по делу Маргариты Кукониной разговаривала с художницей.
– И что?! – перебил он.
– Позвони местной полиции и узнай, часто ли по их проселочной дороге проезжают иномарки и есть ли у кого-то из деревенских или их родственников автомобиль «Опель» оливкового цвета.
– Узнаю. Больше ничего?
– К сожалению, нет, – ответила Мирослава и отключилась.
Но телефон снова зазвонил.
Мирослава глянула на номер.
– Чего отключилась? – проворчал Наполеонов сердито.
– Так все…
– У тебя все, у меня нет.
– Да?
– Мы картотеку Инны Бориславовны Корниловой проверили.
Шура замолчал.
– Не тяни, – попросила Мирослава, – есть что-нибудь новенькое?
– Уж не знаю, новенькое или старенькое, – сердито пробурчал Наполеонов, – в картотеке психолога есть Алик…
– Гурский?!
– Он самый.
– Ты говорил с ним?
– Да сразу же вызвал к себе. Он выразил недовольство, но с работы отпросился и приехал.
– И какие он тебе дал объяснения?
– Сказал, что хотел залечить свои раны, избавиться от безответной любви.
– Так… А ты ведь его спрашивал, не был ли он знаком еще с кем-то из убитых.
– Спрашивал, – вздохнул Наполеонов в трубку, – и напомнил ему об этом. Так он говорит сейчас, дословно: «Не хотел обнародовать факт своих сердечных страданий».
– Ну, фрукт, – усмехнулась Мирослава и спросила: – Ты его задержал?
– А надо было?
– Следователь у нас ты…
– Это точно. А что думаешь ты по этому поводу?
– Нужно быть совсем идиотом, чтобы не избавиться от картотеки. Ведь у убийцы было время.
– Я рассуждал примерно так же…
– Однако Гурский должен был предполагать, что его имя может выплыть и в связи с убийством Корниловой…
