Кампания 1831 г. проходила с переменным успехом, а разгром польской армии потребовал от России больших усилий. Первоначально Дибич не сомневался в быстрой и легкой победе
[107]. Но после ряда неудач русских войск весной 1831 г. у Николая I возникло недоверие не только к главнокомандующему, но и ко всему штабу Действующей армии, включая его начальника К. Ф. Толя и генерал-квартирмейстера А. И. Нейдгарта
[108].
В мае 1831 г. Дибич неожиданно скончался от холеры, и в Действующую армию прибыл новый главнокомандующий – фельдмаршал граф И. Ф. Паскевич-Эриванский. В ходе Польской кампании Паскевич конфликтовал с начальником штаба Действующей армии генерал-адъютантом К. Ф. Толем
[109], хотя, по словам очевидца, преобразования фельдмаршала в главной квартире армии в действительности были минимальны. С прежними сотрудниками Дибича новый главнокомандующий обошелся доброжелательно, «но… не имел уже ни с одним из них прямого сношения, а распоряжался через начальника Главного штаба, генерал-квартирмейстера и начальника артиллерии. <…> С Толем, Нейдгартом и Горчаковым он обошелся ласково; но других лиц не удостоил ни одним словом. С Паскевичем приехал Генерального штаба генерал-майор Окунев, состоявший при нем с самых малых чинов; все полагали, что Окунев заступит место генерал-квартирмейстера, но этого не случилось. Окунев ни во что не мешался, и Паскевич постоянно оказывал расположение Нейдгарту, хотя как с ним, так и с Толем обходился менее фамильярно, нежели Дибич»
[110]. А. П. Щербатов предполагал, что Толь считал должность начальника штаба армии несоответствующей его высокому званию генерал-адъютанта
[111].
Сравнивая достоинства Дибича и Паскевича как главнокомандующих, служивший в штабе Гренадерского корпуса будущий профессор Военной академии Н.Д. Неелов вспоминал: «Дибич был с высокими военными дарованиями, и как начальник штаба заслужил бы неувядаемую славу, но как главнокомандующий он был слишком добр, доверчив и не имел твердости в характере и настойчивости, необходимой для такого высокого звания; планы его носили на себе отпечаток высокого ума и соображения; но, как скоро дело доходило до исполнения, все эти планы рассеивались как дым от его нерешительности. Не таков был характер его преемника, как мы увидим впоследствии: он не мог похвалиться искусством составления планов, но зато, задумав какой-либо план, умел привести его в исполнение, несмотря ни на какие препятствия и не слушая ничьих убеждений; и его дела увенчались полным успехом»
[112].
По словам генерал-адъютанта А. И. Нейдгарта, бывшего генерал-квартирмейстера Действующей армии в Польской кампании, сказанным в беседе с Нееловым в 1837 г., «Дибич имел все дарования хорошего полководца, ум светлый, быстрый, предприимчивый, но недостаток его состоял в горячности и нетерпеливости. Он вполне понимал и стратегию, и тактику, но провиантская часть была ему недоступна, потому что по нетерпеливости характера он не в состоянии был следить за всеми действиями провиантского ведомства. Он выходил из себя, что не мог поверить всех провиантских расчетов, звал даже несколько раз к себе интенданта, распекал его, требовал ясного отчета, но ясные отчеты были таковы, что отнимали всякую возможность поверки. Главнокомандующий опускал руки и отказывался что-нибудь распутать»
[113].
«Слава Дибича как полководца, – заключал Неелов, – как быстро возросла, так быстро и пала. Заслуги Дибича как начальника штаба забыты – на него смотрят и судят уже как главнокомандующего, и успех действий в Турции приписывают одной случайности»
[114].
Записки генерала Неелова не были опубликованы при его жизни, и едва ли предпринятое на их страницах сравнение достоинств обоих главнокомандующих преследовало какую-либо конъюнктурную цель. Неелов критиковал Дибича за недооценку роли тылового обеспечения и за практику раздробления корпусов и дивизий на отдельные отряды
[115], но он никогда не присоединялся к мнению о якобы случайном характере выдающихся успехов графа Забалканского в ходе Дунайской кампании 1829 г.
25-26 августа 1831 г. Паскевич штурмом взял варшавские укрепления и подавил восстание
[116]. За успешное окончание войны и покорение Варшавы ему был присвоен титул Светлейшего князя Варшавского. После победы боевое управление Действующей армии было сохранено на постоянной основе. Вплоть до конца 1855 г. Паскевич оставался главнокомандующим Большой Действующей армией, одновременно являясь русским наместником в Царстве Польском.
Как полководец Паскевич достаточно рано понял ту роль, которую играли интендантство и правильно организованное тыловое обеспечение. «Кто о хлебе не думает, тому и победа не впрок»
[117], – часто повторял фельдмаршал в ходе Польской войны. Н. Н. Муравьёв-Карский полагал, что огромную важность продовольственного обеспечения войск Паскевич стал понимать лишь на Кавказе
[118]. Хотя сам фельдмаршал утверждал, что его школой в данном вопросе служили Наполеоновские войны. «По совести сказать, – писал Паскевич, – в войсках продовольствие армии самое трудное, и главнокомандующий хотя бы знал войну и был гениален в тактике, но если нет в нем понимания и распорядка в пропитании армии, какие бы битвы ни выигрывал он – легко погубит и армию, и лучшие силы государства. От таких же порядков и французская империя пала, потому что никто из них, предпринимая движение, о хлебе серьезно не подумал»
[119].
