Структуры высшего военного управления – Военное министерство и Главный штаб – в 1830-е гг. также были реорганизованы. Ф. Кэган в своем монографическом исследовании подробно рассмотрел предпосылки данной реформы и процесс ее осуществления под руководством графа А. И. Чернышёва. В ходе преобразования центрального аппарата военного ведомства функции по строевому управлению войсками из упраздненного в мирное время Главного штаба были переданы в Военное министерство. Административно-хозяйственные функции оказались сосредоточены в коллегиальном Военном совете под председательством военного министра
[152].
На протяжении 1830-х гг. силами как центрального аппарата Военного министерства, так и самого штаба Действующей армии готовился «Устав для управления армиями в мирное и военное время»
[153]. Он был принят в 1846 г. и заменил «Учреждение для управления Большой Действующей армией» 1812 г.
«Устав» устранял противоречия, обнаруженные в «Учреждении» в ходе Наполеоновских войн и кампаний 1826–1831 гг. Во-первых, он исключил саму возможность появления на одном театре войны двух главнокомандующих, наделенных равными полномочиями, что, по опыту войны 1812 г., должно было провоцировать неизбежные конфликты в главной квартире армии. Во-вторых, с целью предотвращения злоупотреблений строго разграничивалась ответственность военных и гражданских властей в губерниях, объявленных на военном положении. В-третьих, новый нормативный акт четко регламентировал взаимоотношения главнокомандующего и монарха в случае появления императора на театре войны, то есть был призван не допустить повторения того положения, в котором оказались фельдмаршал П. X. Витгенштейн и штаб Дунайской армии в ходе кампании 1828 г.
Поскольку в соответствии с «Уставом» главнокомандующий наделялся над Действующей армией «властью Государя Императора», монарх получал право непосредственно распоряжаться войсками лишь после принятия на себя ответственности именным указом. При этом бывший главнокомандующий автоматически становился начальником штаба армии, а бывший начальник штаба, соответственно, генерал-квартирмейстером. До издания именного указа главнокомандующий сохранял все свои права, за исключением отдачи ему императорских почестей. Особое положение главнокомандующего подтверждалось тем, что дипломатические представители России за границей были обязаны направлять ему копии своих донесений, посылаемых в Министерство иностранных дел
[154].
В случае необходимости на базе Большой Действующей армии могло быть развернуто несколько отдельных армий, при этом их командующие оставались в подчинении главнокомандующего, а штабы функционировали на правах корпусных штабов.
В новом «Уставе» нашел отражение организационный опыт, накопленный русской армией в первой половине века. Именно на его основе в ходе Венгерского похода и Крымской войны осуществлялось управление сухопутными войсками империи.
Первая половина XIX столетия в армиях крупнейших европейских держав прошла под знаком возрастающей профессионализации штабной службы. Стремительный количественный рост сухопутных армий неизбежно повышал требования к уровню штабного управления войсками. Организация боевой работы больших войсковых масс на театре войны становилась невозможной без хорошо отлаженной интендантской и квартирмейстерской части.
Высокие требования, предъявляемые в новых условиях офицерам службы Генерального штаба, сделали необходимым создание специализированного учебного заведения, ответственного за их углубленную общеобразовательную и военно-теоретическую подготовку. Открытие в 1832 г. Военной Академии (будущей Академии Генерального штаба) стало важным событием в русской военной истории
[155]. Академия создавалась по предложению и с участием Антуана-Анри Жомини – всемирно известного военного теоретика, перешедшего в 1813 г. на русскую службу.
Классической моделью высшего военного управления, при которой Генеральный штаб вырастает в независимый военно-политический институт – орган стратегического планирования, приобретающий огромную, порой ведущую роль в формировании военной и внешней политики государства, считается прусско-германский Большой Генеральный штаб. Появление данной модели окажется возможным в результате войн второй половины XIX в., связанных с деятельностью Г. фон Мольтке Старшего. Синтез строевой практики, зрелой военной теории и высокой штабной культуры обеспечит прусско-германской военной машине профессиональное превосходство над каждой из ее соперниц.
Однако в период, предшествовавший приходу Мольтке на должность начальника Большого Генерального штаба в 1858 г., потенциал прусской Военной Академии как военно-учебного заведения в значительной степени оставался нереализованным. Сам же прусский Генеральный штаб являлся в те годы скорее учебным бюро, нежели органом стратегического планирования и подготовки мобилизации
[156].
В николаевской и особенно в пореформенной России наблюдались схожие по смыслу процессы, связанные с поиском Главным штабом места функции стратегического планирования в рамках высшего военного управления
[157] и, как следствие, с определением роли Военной Академии в системе профессиональной подготовки офицерского корпуса
[158].
За 25 лет было осуществлено полное перевооружение сухопутных войск. В начале царствования Николая I армия по-прежнему была вооружена различными вариантами гладкоствольного кремневого мушкета образца 1808 г., который, в свою очередь, являлся версией знаменитого французского Шарлевильского мушкета 1777 г. Разнотипность и разнокалиберность оружия отрицательно сказывалась на огневой производительности русской пехоты в годы Наполеоновских войн. На Бородинском поле встречались полки, использовавшие ружья до 20 различных типов и калибров. Проблема стандартизации и унификации стрелкового вооружения в первые годы николаевского царствования продолжала оставаться неразрешенной. В 1826–1828 гг. ствол ставшего для армии основным ружья образца 1808 г. с целью облегчения был несколько укорочен
[159].
