Однако опасавшийся двойного охвата с севера и юга Фёдор Васильевич, до окончательного прояснения внешнеполитических отношений с Берлином, не желал рисковать и оголять границу с Восточной Пруссией. Вместо этого он стремился держать свои силы в центральной части польского выступа. «В настоящую минуту, – отвечал Ридигер фельдмаршалу, – когда обстоятельства не совершенно еще объяснились, вывод всех войск из этой части края и одно общее сосредоточенное направление наших сил против Австрии, в том числе и гренадер, о прибытии коих в Варшаве возвещено во всех газетах, ясно обнаруживая наши намерения, могли бы произвести в политическом отношении невыгодное влияние»
[562].
В Берлине, как следовало из полученного Ридигером разведывательного донесения, господствовали враждебные России умонастроения, и активно действовала партия войны, под влиянием которой Пруссия «могла бы легко быть увлечена к совокупному действию с Австрией, вследствие заключенного между обеими державами взаимного союза»
[563]. Наконец, «обнажение западной части Царства Польского, – указывал генерал Ридигер, – было бы опасно еще и в том внимании, что крепость Новогеоргиевск и Цитадель не очищены еще и не приведены окончательно в то положение, чтобы могли быть предоставлены собственной обороне, при всей деятельности, на этот предмет обращенной»
[564].
При всем огромном доверии к своему «отцу-командиру», на этот раз Николай I решил спор не в пользу Паскевича. 24 мая 1854 г. в письме генералу Ридигеру, копия которого через военного министра была отослана князю Варшавскому, император признал, что «исполнение предположений фельдмаршала по теперешним обстоятельствам совершенно неудобоисполнимо по невозможности не оголять Курляндии и Самогиции, а еще меньше окрестностей Риги»
[565]. Более того, поскольку «защита левого берега Вислы далее
Рад ома и Ловича» была признана Николаем I опасной, он повелел оставить на острие польского выступа лишь казаков
[566].
Несмотря на то, что уже с конца февраля князь Варшавский рассматривал кампанию на Дунае как стратегически бесперспективную, 12 апреля полководец прибыл под осажденную Силистрию и лично возглавил армию. Николай I смотрел на дело иначе. Хотя император прекрасно понимал опасность австрийских военных приготовлений, он считал, что Силистрию можно и нужно взять до их завершения, а также пока союзники не доставили в Варну значительных сил.
Помимо исполнения высочайшей воли, в действиях фельдмаршала имелся еще один важный мотив. С его точки зрения, форсирование Дуная и осада Силистрии могли сыграть роль отвлекающего маневра с целью выигрыша во времени. Кампания на южном берегу Дуная, до тех пор пока концентрация австрийских войск на фланге и в тылу армии не приобрела угрожающие размеры, позволяла удерживать войска союзников на Балканах и защищать, таким образом, черноморское побережье России
[567].
В это же самое время князь Варшавский тщательно готовил будущую позицию русской армии за Днестром, отступление на которую он считал неизбежным. В городах Бессарабии и Новороссии, особенно в Одессе, создавались большие запасы продовольствия для войск
[568], укреплялись стратегически важные прибрежные города.
Паскевич писал в Севастополь князю А. С. Меншикову, откровенно излагая свой план: «Действительно, когда будет против нас вся Европа, то не на Дунае нам необходимо ожидать ее… <…>…Австрия, имея до 230 000 войск в Венгрии, Трансильвании и на сербской границе… пошлет в Фокшаны, Яссы или Каменец… тысяч 60 или 70, нам совершенно в тыл. <…> Тогда положение будет так тяжело, как не было ив 1812 году, если мы не примем своих мер заранее и не станем в своей позиции, где бы не опасались, по крайней мере, за свои фланги. <…> Я ожидаю об этом повеления, а между тем, сохраняю вид наступательный для того, чтобы, угрожая Турции, оттянуть десанты европейцев от наших берегов, притягивая их на себя…»
[569]
Как видно из текста письма, на тот момент Николай I еще не принял решение об эвакуации княжеств. Напротив, император требовал активизации осадных работ и скорейшего взятия Силистрии. 17 апреля в письме Паскевичу он выразил свое категорическое несогласие с предложением оставить княжества и отступить сначала за Серет, а потом за Прут
[570].
Тем временем угроза со стороны австрийцев постепенно нарастала. В конце апреля Паскевич начал вывод войск из Малой Валахии, с одной стороны, чтобы не провоцировать Австрию действиями вблизи Сербии, с другой – чтобы эти войска не попали под австрийский удар со стороны Трансильвании.
6 мая 1854 г. русский посланник при австрийском дворе граф Э. Г. Штакельберг докладывал: «Австрия одна может принести нам более вреда, чем Англия, Франция и Турция, взятые вместе. Захочет ли она сделать это без поддержки Пруссии, которая более к нам расположена, – вопрос будущего»
[571].
Приказ императора Франца Иосифа о сосредоточении дополнительных сил в Венгрии и Галиции последовал 15 мая 1854 г.
[572]Объявлялся призыв резервистов на службу. В Венгрии началась мобилизация 3-й армии под командованием эрцгерцога Альбрехта, а в Галиции – 4-й армии генерала графа Ф. Шлика. Общее начальство над двумя армиями было поручено генералу Г. фон Гессу – начальнику императорского Главного штаба
[573].
Всё еще связанный распоряжениями императора, Паскевич был вынужден продолжать осаду Силистрии, хотя, по его мнению, «риск делается почти невозможным и, во всяком случае, неблагоразумным и лишним»
[574]. 28 мая во время рекогносцировки крепости он был контужен ядром. Фельдмаршалу пришлось сдать командование М. Д. Горчакову и уехать в Яссы, откуда 10 июня он снова пытался убедить Николая I отступить за Дунай
[575]. Император отлично понимал потенциальную угрозу, исходившую от Австрии, но до июня 1854 г. всё еще не считал положение опасным настолько, чтобы прекратить осаду Силистрии.
