В начале августа Паскевич от Вислы до Чёрного моря располагал войсками I, II, III, IV пехотных корпусов, а также 15-й и 16-й дивизиями, соответственно, V и VI корпусов. В районе Варшавы развернулись две дивизии Гренадерского корпуса. Во втором эшелоне расположились I и II Резервные кавалерийские корпуса, поддержанные резервными пехотными бригадами и дивизиями.
Англо-французский десант в Крыму сорвал планы главнокомандующего по уплотнению обороны на западе. На Волыни сохранялась слабо прикрытая 400-километровая брешь. Осенью 1854 г. войска, необходимые для обеспечения устойчивой локтевой связи между армиями Горчакова в Бессарабии и Ридигера в Польше, потребовалось срочно направить в Крым.
После ухода русских войск из княжеств Буоль выступил с новой мирной инициативой, известной как «четыре пункта» и содержавшей неприемлемое на тот момент для Петербурга требование о пересмотре конвенции о проливах 1841 г.
[590]
5 августа 1854 г. главнокомандующий австрийской армией в северной Италии фельдмаршал И. Радецкий в письме императору Францу Иосифу указал на то, что военные приготовления на востоке недопустимо ослабляют вверенную ему 2-ю армию на границах с Францией и Пьемонтом. С мнением прославленного полководца при дворе спорить не решились, предназначенный к отправке в Галицию 6-й армейский корпус был остановлен и возвращен в район г. Тревизо
[591].
Австрийские генералы не одобряли присутствия русских войск в устье Дуная, но, за явным исключением в лице эрцгерцога Альбрехта, не желали бросать России вызов. Их предпочтения, в особенности Радецкого и И. Елачича, лежали в области экспансии на западных Балканах
[592].
Фон Гесс также был настроен скептически по поводу перспективы войны с Россией. Но, подчиняясь приказу императора, в конце лета 1854 г. он разработал план наступления, в основу которого была положена идея нанесения удара из Галиции на северо-восток между Вислой и Бугом
[593].
Опасения Гесса в значительной степени были оправданы. Австрия в случае вторжения на русскую территорию не могла рассчитывать на помощь Пруссии, а ее собственный военный потенциал всё еще оставлял большие сомнения в возможности успешной борьбы с армией Николая I. По словам французского историка, среди австрийского генералитета русский император продолжал пользоваться огромным авторитетом. «Война против него казалась им изменой»
[594].
Стремление русской дипломатии к расширительному толкованию положений Адрианопольского трактата 1829 г., касавшихся прав на покровительство православным подданным султана, в обстановке начала 1850-х гг. не вызывало у Австрии понимания. Канцлер Буоль, который до 1853 г. выступал при венском дворе как сторонник сближения с Петербургом, серьезно пересмотрел политический курс Австрии. Требования, заявленные Меншиковым в Константинополе, Вена сочла чрезмерными
[595]. К началу 1850-х гг. в отношениях между Россией, Австрией и Францией сложилась ситуация, при которой, по утверждению турецкого исследователя К. Бадема, «Николай I не мог оказать помощь Австрии в Италии против Франции, в то время как сама Франция могла и желала помочь Австрии на Дунае»
[596].
Историк международных отношений Я. Н. Бутковский небезосновательно приходил к выводу, что просербские симпатии русского общественного мнения производили в Вене более серьезное впечатление, нежели любые официальные заявления России. Посольство Орлова еще сильнее обострило подозрения Австрии
[597]. «То, что по отношению к Турции называют Восточным вопросом, – заметил однажды австрийский дипломат А. фон Прокеш-Остен, – есть только вопрос между Россией и остальной Европой»
[598].
Долгосрочные цели австрийской дипломатии в Германии и на Балканах оставались неизменными. Еще во времена войны за освобождение Германии 1813 г. и на Венском конгрессе канцлер К. Л. Меттерних стремился к созданию под австрийским контролем единого германского блока, с помощью которого он рассчитывал свести к минимуму возможное влияние России и Франции в Центральной Европе. Конечной целью Австрии была такая система международных отношений, внутри которой влияние России и Франции находилось бы в равновесии. Меттерних надеялся, что в союзе с Пруссией империя Габсбургов сможет защитить свои интересы в Германии
[599].
События 1830-1840-х гг. показали беспочвенность подобных расчетов. В условиях расширения амбиций Берлина и постепенного роста немецкого национального движения для Австрии становилось невозможным сохранение за собой первенства в германских делах без прямой помощи со стороны России.
А. фон Бах, министр внутренних дел Австрии, 18 марта 1854 г. в письме эрцгерцогу Альбрехту утверждал: «От России нечего ожидать, чтобы она обращала внимание на немецкие интересы. <…> Австрия не может желать ослабления или унижения России, но из-за этого нельзя же давать ей поддержку, представляя исключительный перевес на Востоке».
Подобные заблуждения стали для австрийской внешней политики роковыми. Впоследствии они привели к ее дипломатической изоляции и военным поражениям 1859 и 1866 г. Буоль и Франц Иосиф «позволили своим страхам перед Россией затмить фундаментальную потребность Австрии в русской дружбе»
[600]. Как показал исход Австро-итало-прусской войны 1866 г., вера в возможность сохранить австрийскую гегемонию в Германии без участия России оказалась иллюзией.
Паскевич был храбрым генералом, талантливым и удачливым полководцем. Он, несомненно, играл важную роль в войнах первых лет царствования Николая I. Но как для того, чтобы стать полководцем, мало одной лишь храбрости под огнем, так и для того, чтобы стать государственным деятелем, мало быть просто полководцем. В трудный час фельдмаршал нашел в себе силы нести историческую ответственность за ведение проигранной еще до первого выстрела войны и перед императором, и перед русским общественным мнением, и перед судом потомства.
