На вопрос, как дворянство будет обеспечивать эти полки провиантом, отвечайте, что император, по Вашему и моему убеждению, составит из них собственный корпус и назначит им достойного руководителя. На случай, если граф не будет Вас ни о чем спрашивать, объясните все это ему от моего имени, поскольку было бы полезно заранее предупредить ложные истолкования, сомнения и споры, могущие в связи с этим возникнуть. Относительно моих собственных намерений скажите, что Вы о них ничего не. знаете и что я, однако, не хочу отставать от других в том деле, которое касается преданности своему Отечеству»
.
Очень подробное, умное и тактически выдержанное письмо! Все можно увидеть в его строках: любовь к императору и Отечеству, собственные политические убеждения и страхи, практический ум княгини. Екатерина не только знала ответ на каждый вопрос. Она сама вначале формулировала вопросы, на которые тотчас давала ответы. Уже не в первый раз снисходительно смотрела она на близкого ей по убеждениям и совместным интригам Ростопчина: быстрее, поднимайся, война стоит у ворот!
Как только пришло согласие императора на формирование батальона, Оболенский получил очередную записку: «Вчера вечером, дорогой князь, я получила одобрение императора, который принял мое предложение, не являющееся уже тайной. Великая идея находит воплощение, несмотря на противоположную точку зрения графа Ростопчина; я не знаю всех подробностей, но в течение двух недель Москва покажет своему губернатору, что она разочарована в нем. Но вы ничего не говорите об этом. Я рада, что хорошее дело будет сделано, не важно кем; Вы меня понимаете. Я тороплюсь разделить с Вами этот первый плод, который я тоже только вчера получила. В армии все обстоит хорошо; бюллетени Вам, конечно же, известны. Извините за мой лаконизм, но у меня нет ни минуты свободного времени»
. Екатерина Павловна радовалась, как дитя, что смогла сделать нечто полезное для Отечества и получила разрешение даже на собственное военное формирование. Она подумала даже о том, что всеобщее вооружение народа могло бы предотвратить внутренние беспорядки в Москве: может быть, в глубине ее души и теплилась тайная надежда стать в дни национальной катастрофы кем-то большим, нежели просто сестрой императора, живущей в провинциальном Ярославле?
Положительная оценка состояния армии в ее записке выглядит чересчур оптимистичной. Возможно, при всеобщей неразберихе первых недель войны княгиня не имела точных сведений об отступлении русской армии и принимала желаемое за действительное, что может служить некоторым оправданием для нее. Когда же Наполеон вошел в Москву, от оптимизма не осталось и следа. В Ярославле началась паника. Екатерина и Георг старались сохранять спокойствие. Губернатор обратился к населению: «Моя супруга, великая княгиня Екатерина, и я остаемся здесь; итак, я даю слово, что не покину доверенный мне высочайшей волей Ярославль кроме как в случае крайней нужды. Мне тем более приятно давать это обещание, поскольку оно основано на моей преданности императору и полностью согласуется с чувствами привязанности, которые я всегда питал и буду питать по отношению к местным жителям»
. Пример мужества и самоотверженности возымел свое действие. Правда, ввиду наступления французской армии двор в Твери был все-таки заблаговременно эвакуирован.
Екатерине Павловне пришлось немало потрудиться, чтобы завербовать в свой батальон как можно больше добровольцев. Имели место попытки подкупить врачей отборочной комиссии, чтобы получить освобождение от военной службы. Княгине требовалась помощь более авторитетного лица. И сам император, желая спасти сестру от провала задуманного предприятия, пришел ей на выручку. 8 августа 1812 г. он написал министру уделов Д. А. Гурьеву: «В опубликованном от 4 августа сего года манифесте сказано, что от ста душ должно быть направлено по два рекрута; но поскольку моя возлюбленная сестра, госпожа великая княгиня Екатерина Павловна создала собственный батальон, в который из апанажных земель ее высочества из ста душ должно быть мобилизовано по одному человеку, я приказываю для выравнивания с крестьянами других апанажных владений при теперешнем наборе посылать из апанажа ее высочества только по одному рекруту из ста душ»
.
Император, таким образом, в конечном счете получал обычное количество солдат, они только лишь по-другому теперь распределялись между армией и ополчением. Зато патриотические чувства Екатерины могли быть удовлетворены. Брат спасал княгиню от разорения, она могла самоутвердиться перед дамами в губернии. В ее батальон вступило около тысячи человек, часть добровольцев, часть рекрутов.
Мобилизация военнообязанных, их вооружение и экипировка при дополнительном нажиме со стороны государства проходили относительно быстро и в губернии Георга, хотя число добровольцев продолжало оставаться ниже ожидаемого. Списки указывают, что из 712 человек только 234 были добровольцами, побуждаемыми к службе любовью к Отечеству и преданностью императору. С таким числом Екатерина вряд ли могла мечтать о славе. Если, например, сравнить список с аналогичным в Вятской или Тамбовской губерниях, то там все полностью были добровольцами, хотя над ними и не было великой княгини, покрывавшей все расходы из своего кошелька. В Тамбовской губернии крестьянские общины, пославшие добровольцев, объявили даже, что готовы обрабатывать поля ушедших на войну и даже содержать их семьи. Такого великодушия у себя Екатерина не увидела. По отношению к своим крестьянам она оставалась строга и не терпела небрежности. Она настаивала на том, что оставшиеся в деревне крестьяне должны пунктуально выплачивать все налоги, независимо от того, сколько человек из них поступило на военную службу. Такую несгибаемость княгини Николай Карамзин охарактеризовал как особо яркое проявление патриотизма. Когда война подойдет к концу, из 1000 ополченцев в родные губернии вернется 417.
В начале войны батальон Екатерины Павловны красовался во всем великолепии: солдаты были одеты в мундиры темно-зеленого цвета, штаны с лампасами и высокие шапки с козырьком, обтянутые мехом, которые закреплялись под подбородком кожаным чешуйчатым ремнем с инициалом «Е» («Екатерина») на кокарде. Экипировку дополняли ранец, штык и ружье. Батальон имел собственный музыкальный взвод. 20 унтер-офицеров и 10 отставных солдат составляли низший командный состав. Их социальное происхождение было относительно однородно — крестьяне, мещане, купцы и один «церковный служка». Когда батальон был укомплектован и выступил на марш, Екатерина Павловна почувствовала себя на вершине счастья. Она внесла свой личный вклад в разгром врага, показала пример патриотизма и продемонстрировала брату, что умеет не только критиковать его, сомневаясь в его талантах руководителя. Ею двигало единственное желание — добиться победы над Наполеоном. Всего этого вполне можно было ожидать от столь политически активной представительницы дома Романовых.
Кто был виновен в московском пожаре?
Батальон екатерининских ополченцев, конечно же, не смог остановить наступление Наполеона на Москву. Вступление «Великой армии» в древнюю столицу княгиня, без сомнения, рассматривала как тяжелейший позор для Российской империи и всего императорского дома. Екатерина Павловна прореагировала на появление французов в Москве гораздо эмоциональнее и непосредственнее, нежели ее более хладнокровный брат. Война — вещь суровая, и императору некогда было предаваться эмоциям и разглагольствованиям. Несмотря ни на что, он должен был управлять государством и думать о путях победоносного завершения войны. Брат и сестра имели разные представления о том, что нужно делать для достижения победы над врагом, хотя цель, к которой они стремились, была общей: изгнание непрошеных гостей — армии Наполеона.