В январе 1813 г. гроб с телом Георга был доставлен в Тверь. Затем траурный кортеж должен был проследовать через Новгород в Санкт-Петербург. Екатерина Павловна приехала в Царское Село и оставалась там до погребения мужа, в то время как оба ее сына были отправлены в столицу, в Аничков дворец. Траурная церемония, разработанная кроме прочих и генералом Деволаном, предусматривала, что во всех местах, через которые двигался сопровождаемый генералами траурный кортеж, ему должны были отдавать честь все местные военные и гражданские высокопоставленные чины.
Еще до прибытия кортежа в столицу генерал-суперинтендант и вице-президент лютеранской консистории в Санкт-Петербурге Фридрих Рейнботт обратился с письмом к оберкамергеру А. Л. Нарышкину, который занимался организацией похорон. В соответствии с приказом министра народного просвещения и духовных дел Александра Николаевича Голицына
[15] Рейнботт предписал всем представителям лютеранского вероисповедания прибыть в церковь Св. Петра в ночь, когда будет доставлен гроб с телом покойного. Поскольку сам Рейнботт чувствовал себя плохо, своим заместителем он назначил пастора Лампе, проповедника церкви Св. Петра, который должен был прочесть полагающуюся в таких случаях траурную проповедь.
20 января 1813 г. Рейнботт в своем письме попросил Нарышкина уточнить место и время заупокойной службы. Он сообщил, что траурную речь во время погребения будет произносить пастор Фольборт. Сам он мог бы начать торжественную траурную церемонию и произнести речь перед алтарем, а кроме того, организовать общее песнопение. Письмо Рейнботта содержало важный подтекст: Мария Федоровна распорядилась, чтобы кортеж прибыл в столицу с 19 на 20 января, в 2 часа ночи, дабы не омрачать празднования дня рождения Анны Павловны. А если гроб прибудет раньше установленного срока, он должен быть доставлен в церковь без какой-либо церемонии. Таким образом, траур по принцу Ольденбургскому определялся рангом ниже торжеств в честь дня рождения великой княжны.
За безопасность участников траурной церемонии отвечала петербургская полиция, которая должна была присутствовать во всех важных пунктах города. Появилось особое «Объявление для санкт-петербургской полиции». В нем точно разъяснялось, как должны будут вести себя участники траурной церемонии. Среди прочего предписывалось:
«1. До 9 часов все, имеющие билеты, могут свободно проехать через все улицы и проспекты к церкви. С 9 часов на Невском проспекте от Полицейского моста до императорской библиотеки будут выставлены военные патрули, и с этого момента этот отрезок по всем направлениям будет непроезжим.
2. Те, кому не удастся прибыть до 9 часов, могут проехать через Большой Конюшенный мост, через Малый Конюшенный мост и через первый мост, и далее по Большой Миллионной улице…
3. Экипажы должны быть оставлены на Большой Конюшенной улице, поэтому милостивые господа могут приказать своим лакеям сопровождать кареты туда, где они должны быть оставлены, чтобы после вернуть их на первоначальное место.
4. Когда гроб будут опускать в могилу, команда, стоящая впереди, должна дать троекратный салют. Залпы, конечно же, напугают лошадей. Чтобы предотвратить возможные несчастья, прибывшим господам желательно заблаговременно дать приказ своим кучерам не слезать с козел, а форейторам — с лошадей…»
.
Царская служба безопасности действительно предусмотрела все. Ничто не должно было омрачить торжественную церемонию.
Как и было предписано, к 2 часам ночи 20 января 1813 г. траурный кортеж въехал в Санкт-Петербург. Несмотря на столь непривычный час и сильный холод (в ту ночь температура упала до -30 °C), огромная толпа народа сопровождала гроб до церкви Св. Петра и Павла на Невском проспекте. Речь идет не о современной церкви Св. Петра, а о той, здание которой было построено в 1730 г. под патронажем фельдмаршала графа Бурхарда Кристофа Миниха, происходившего из Ольденбурга. Это церковь простояла только до 1832 г.
Все произошло в точности по разработанному распорядку и предписанным директивам. 22 января состоялись сама траурная церемония и обряд погребения. В первой половине дня к Екатерине Павловне в Царское Село прибыли Петер Гольштейн-Ольденбургский и его сын Август. Во второй половине дня Екатерина встретилась в Санкт-Петербурге с Марией Федоровной, а затем поехала к своим сыновьям в Аничков дворец. Погребение состоялось в присутствии императорской семьи, высшей знати и при большом скоплении народа. Двор провозгласил траур, прерванный с 19 по 24 февраля и закончившийся 17 марта 1813 г. Траурная церемония и погребение обошлись казне в сумму около 110 350 рублей. Останки Георга Гольштейн-Ольденбургского покоились в Санкт-Петербурге до 1826 г., а затем были перевезены в Ольденбург и перезахоронены.
Смерть Георга означала для Екатерины конец ее счастливой супружеской жизни. В муже она всегда находила опору и поддержку, которой лишилась совершенно неожиданно, и потому оказалась в состоянии тяжелейшего душевного кризиса. Многие всерьез сомневались в том, что она сможет когда-либо оправиться от тяжелой болезни. И лишь близкие к ней люди помнили необыкновенную энергию, волю и непредсказуемость этой чрезвычайно честолюбивой женщины. Воля к жизни проснулась в ней с той же стремительностью, с которой угасла в декабре 1812 г. Меланхолично, немного вскользь и одновременно с этим с некоторой кокетливой убедительностью уже в конце января 1813 г. Екатерина писала о годах, проведенных в Твери: «Тверь навсегда останется дорога мне; это место, где я провела такие счастливые, могу Вас, пожалуй, заверить, — самые счастливые дни моей жизни, так как я не верю, что мне выпадет еще много подобных»
. Тот, кто мог наблюдать последние годы молодую женщину, должен был бы подтвердить, что ее брак был действительно счастливым. Ее страстный интерес к политике указывал на то, что в обозримом будущем Екатерина Павловна не намерена была сдаваться. Казалось, что она сама лучше других понимала, что происходит с ее здоровьем, ничего не говоря об этом никому, даже любимому брату.
Прошло всего несколько недель после смерти Георга, и Екатерина Павловна обнаружила, что черный траурный наряд очень ей к лицу. Война еще не закончилась, многое еще предстояло сделать и пережить. Но несмотря на серьезную болезнь, жизнь д ля княгини еще не окончилась. Российская империя еще пока не добилась гегемонии в Европе, брат Александр продолжал борьбу с Наполеоном. Разве ее отец, император Павел I, в свое время не лелеял мечту стать спасителем Европы? Екатерина Павловна почувствовала, что возрождается к жизни, и увидела новое поле деятельности для императора и для себя самой. Вновь начались поиски венценосного супруга. У себя же дома с декабря 1812 г. Екатерина оставалась овдовевшей принцессой Гольштейн-Ольденбургской, навсегда отказавшейся для себя и своих детей от каких-либо притязаний на российский престол. Ее честолюбивые планы могли быть реализованы только в Европе.
ГЛАВА V ПОЕЗДКА НА ВОДЫ БЕЗУТЕШНОЙ ВДОВЫ ИЛИ
ЕВРОПЕЙСКИЙ ВОЯЖ ЧЕСТОЛЮБИВОЙ КНЯГИНИ?
Ответственная политическая миссия
