Вследствие высокого социального статуса, политического честолюбия и тяжелого характера у принцессы Гольштейн-Ольденбургской было не так много друзей, которым она могла бы довериться. К тем немногим, кто мог откровенно разговаривать с ней, не льстил ей, не потакал ее эгоистическим прихотям и не стремился использовать ее в своих политических целях, принадлежал генерал Франц Деволан. Голландец по происхождению, он поступил на русскую службу в должности военного инженера. В 1812 г. император Александр назначил его помощником Георга Гольштейн-Ольденбургского. После смерти принца Деволан вместо него был назначен главноуправляющим путями сообщения. Благодаря своим деловым и человеческим качествам генерал быстро смог завоевать дружбу и доверие великой княгини. Голландцу можно было, лукаво прищурив глаза, открыть то, что должно было остаться тайной для других людей. Во всех своих поездках Екатерина вела с ним оживленную переписку.
Деволан был единственным, за исключением членов семьи, кому Екатерина сообщила о своем отъезде за границу. 17 февраля 1813 г. она написала ему: «Если известия обо мне могут вызвать в Вас какой-либо интерес, то я скажу Вам, что через четыре недели я уезжаю, чтобы совершить путешествие по австрийским землям. Я думаю поехать через Псков, Минск и Дубно. Дороги будут плохие, да тут ничего не поделаешь, мне некуда торопиться». Тогда же, в феврале, она сообщала своему другу: «Мое здоровье довольно хорошее, за исключением слабости и почти ежедневных обмороков»
. Позднее, находясь уже в Богемии, она высказывала в письмах свое пренебрежение предписанным ей курсом лечения, служившим в качестве «официального алиби» для ее поездки: «Меня заставляют принимать ванны, но я не верю в их воздействие; путешествие поможет мне гораздо больше, нежели курс лечения. Я вообще не понимаю, как можно быть любителем купаний, поскольку это, конечно же, самое бессмысленное и утомительное занятие из всех, которые я могу себе вообразить»
.
В исследованиях, посвященных Екатерине Павловне, часто обсуждался вопрос, была ли поездка, предпринятая княгиней в марте 1813 г., задумана исключительно с целью поправить здоровье или же она преследовала в первую очередь политические цели. Зная, что Екатерина являлась членом российской императорской семьи, можно ответить на этот вопрос вполне однозначно: княгиня спешила вновь принять самое активное участие в важнейших политических событиях. Несмотря на слабое здоровье, она, как и прежде, хотела сделать все, что в ее силах, для скорейшей победы над Наполеоном, представить своего брата главным творцом этой победы и, заключив новый брак, извлечь для себя максимальную выгоду из вновь сложившейся в Европе ситуации. К своему здоровью молодая женщина относилась с недопустимым легкомыслием. Одно из двух: либо ее физические страдания в исторической литературе были сильно преувеличены, либо она жертвовала здоровьем в пользу более высоких жизненных целей. Конечно же, в Европе существовала целая культура принятия ванн в рамках общей аристократической культуры. На курортах Карлсбада или Теплица можно было встретить выдающихся личностей и установить общественные и политические контакты с ними. Но если Екатерина Павловна действительно болела так тяжело, как это описывали ее современники, ей гораздо больше подошел бы Крым или, например, Кавказ. Сама мысль найти возможность для спокойного лечения в эпицентре военных действий в 1813 г. представляется довольно абсурдной. Зная о ранней смерти княгини, можно сказать, что она сама безо всякого сожаления принесла себя в жертву долгу.
В марте 1813 г. Екатерина Павловна приехала в Санкт-Петербург. Оттуда ее путь лежал в Богемию и далее в Вену. Александр I вместе с русской армией находился в это время в Саксонии или в Богемии. Знаменитые богемские курорты послужили оправданием политического вояжа Екатерины. В Вене можно было вспомнить и о прежних своих попытках установить родственные связи с домом Габсбургов. Ведь неженатым оставался еще эрцгерцог Карл! Между тем петербургские дипломаты, независимо от того, удастся или нет княгине осуществить свои намерения, пытались создать в Европе новую коалицию, которая смогла бы окончательно разбить армию Наполеона. С первых же дней путешествия Екатерина Павловна чрезвычайно серьезно восприняла возложенную на нее ответственную политическую миссию. В ее задачи входили внимательное наблюдение и подробные отчеты обо всем, что она видела. С этой точки зрения представляется вполне возможным, что генерал Деволан был не только доверительным партнером по переписке, но и невольным информатором императорского дома Романовых.
28 марта 1813 г. Екатерина Павловна писала Деволану: «За день до моего отъезда я получила письмо от императора, в котором он разрешал мне высказывать свое мнение о путях сообщения. Вы знаете, что я ему написала, у меня есть кое-что на душе, и потому я решилась поговорить с ним о том, в чем мы оба убеждены, и если у Вас появятся какие-либо мысли относительно этой важной отрасли управления, то сообщите их мне! От Сураша до сих мест ужасные следы опустошения: сожженные, разрушенные дома, повсюду госпитали, останки лошадей, множество новых кладбищ, ужасающая бедность и жалкие клячи. Дорогой генерал, наше бедное Отечество страшно пострадало!.. Что касается меня, то мои обмороки еще не прошли, но чистый воздух, думаю, пойдет мне на пользу. Завтра я буду проезжать через Могилев, не останавливаясь там; в конце недели я должна быть в Киеве»
.
20 апреля, через четыре дня после прибытия княгини в Прагу, было отправлено генералу Деволану первое ее сообщение о полученных впечатлениях. Кажется странным, что в своем письме Екатерина Павловна ни одним словом не обмолвилась о фельдмаршале Кутузове, который умер за неделю до этого в Бунцлау. Зато вместо этого — множество слов о выдающемся значении Александра I: «Несмотря на все мои просьбы сохранить мое инкогнито, император (Франц I. — Примеч. авт.) приказал оказывать мне такие же почести, как и ему самому, и потому мне устроили блестящую встречу под выкрики солдат и местных жителей «Виват, виват, Александр!». Это достаточно ярко характеризует настроение умов! Никто их не скрывает, и нашего императора громко называют спасителем Европы. Я надеюсь вскоре вновь увидеть его; я послала к нему курьера, чтобы получить его указания на этот счет». К впечатлениям о господствующем в обществе настроении добавлены замечания личного характера: «Будьте уверены, что я не забуду о путях сообщения. Я буду вполне счастлива, если хоть как-то смогу выразить преданность и глубокое уважение к тому, кого с нами нет более и кто составлял счастье моей жизни. Моя поездка была счастливой, погода оставалась все это время прекрасной, и мой младший (сын Екатерины, Александр. — Примеч. авт.) растет не по дням, а по часам». В заключение княгиня писала о политической обстановке в Праге и о своих дальнейших действиях: «В настоящее время здесь находятся: король Саксонский со всей своей семьей и всеми своими драгоценностями; но мы пока не знакомы друг с другом, поскольку он, кажется, еще не решил, на чьей стороне должен находиться, — далее, бывший курфюрст Кассельский и его брат, ландграф Фридрих, которого я видела сегодня вечером (о, это особые люди!), великий герцог Вюрцбургский, которого я еще увижу. Тут нечто вроде вавилонского столпотворения, множество друзей и врагов. Мое пребывание здесь продлится около десяти дней; я намереваюсь также посетить сестру (Марию) в Теплице»
.
