«— Почему Вы держите свою дочь взаперти, Ваше Высочество?
— Моя дочь еще слишком молода, княгиня, чтобы бывать в обществе.
— Она не так уж и молода, и Вы наверняка уже выбрали ей супруга.
— Она выйдет замуж только через два года.
— Когда она это сделает, я надеюсь, она вознаградит себя за свое теперешнее заключение.
— Когда она выйдет замуж, она будет делать то, что захочет ее супруг. Сейчас же она делает то, что хочу я.
Екатерина едко заметила:
— Ваше Высочество, у мужа и жены могут быть только одни и те же желания.
Подобное самодовольство привело регента в ярость, и он рассерженно бросил госпоже Ливен:
— Это просто невыносимо»
.
Невыносимой для регента была не столько самоуверенность княгини, сколько то обстоятельство, что Екатерина Павловна стала открыто поощрять стремление Шарлотты выйти замуж за принца Леопольда Саксен-Кобург-Готского, ставшего позднее (в 1831 г.) королем Бельгии; она хотела сделать так, чтобы на троне там находилось лицо, представлявшее интересы Российской империи. В этом и заключалась проблема. По воле отца Шарлотта должна была выйти замуж за наследного принца Нидерландов. Девушка противилась этому и искала поддержки у русской княгини. Поэтому Екатерину Павловну вполне можно было бы упрекнуть в том, что своими действиями она препятствовала сближению Великобритании и Нидерландов. И это действительно было так, поскольку и российская дипломатия, и сама Екатерина в большей степени были заинтересованы в союзе Нидерландов с Австрией. И Доротея Ливен, распускавшая слухи о том, что великая княгиня сама хотела бы надеть на себя корону Нидерландов, была не так уж далека от истины. Вот почему Екатерина Павловна так раздражала британского регента и, не будучи искусным дипломатом, в конечном счете только ухудшала отношения между Российской империей и Великобританией.
Когда в конце мая 1814 г. в Великобританию прибыл сам Александр I, он вместе с сестрой попытался обратить сложившуюся ситуацию себе на пользу. Начались переговоры о заключении брака наследника нидерландского престола с великой княжной Анной Павловной, который впоследствии и был оформлен к большому недовольству как Великобритании, так и Австрии. Таким образом, браки будущих королей Нидерландов и Бельгии были заключены при активной поддержке Екатерины Павловны. Ей самой, уже не в первый раз, пришлось отказаться от собственных планов относительно достойного трона. Хотя помимо герцога Кларенс, брат его, Август, герцог Сассекс, также расточал русской княгине комплименты и дал понять, что охотно женился бы на ней, но и он пренебрежительно был отвергнут. Общий настрой при английском дворе складывался все больше не в пользу Екатерины. Лорд Ливерпуль заметил в ее адрес: «Люди, которые не умеют вести себя, должны оставаться дома». А регент презрительно записал: «Великая княгиня выглядит плохо, у нее плоский калмыцкий нос и беспокойные глаза»
. Екатерина Павловна же стала так откровенно пренебрегать всяческими правилами приличия, что посол Ливей вынужден был вмешаться и заявить ей, что если княгиня не будет придерживаться придворного этикета, он окажется не в состоянии выполнять возложенные на него правительством обязанности и должен будет проинформировать обо всем императора Александра. Пришлось Екатерине впредь вести себя сдержаннее, но выпад в свой адрес Ливену она не простила. Она стала полностью игнорировать русского посла, и госпоже Ливен пришлось взять на себя обязанности своего мужа, например подготовку приглашений на званые ужины, которые давала княгиня.
Открыто пренебрегая формальностями и настойчиво стремясь к знакомству с высокопоставленными личностями, Екатерина Павловна и не заметила, как оказалась в руках у госпожи Ливен. Княгиня не догадывалась, что та ведет двойную игру. Доротея Ливен стремилась понравиться Екатерине и выполнить любое ее желание, но в глубине души она ненавидела княгиню, поскольку та занимала общественное положение гораздо более высокое, нежели жена посла. А госпожа Ливен страстно желала принадлежать к цвету аристократии, к «избранному кругу» власть имущих. Она сблизилась с представителями британского королевского дома, а также с герцогом Веллингтоном и влиятельным политиком Робертом Каслри. Каслри был верным союзником Меттерниха, когда речь заходила о том, чтобы отодвинуть Российскую империю на задворки Европы. Княгиня Ливен, далеко не красавица, но обладавшая пылким темпераментом, позднее, в 1818 г., стала любовницей Меттерниха, но уже тогда, в 1814 г. в Лондоне, пользуясь своими связями с членами британской королевской семьи, она стала активным проводником интересов австрийского министра. Госпожа Ливен вела свою игру, не утруждая себя соблюдением каких-либо правил: зная уязвимые места Екатерины Павловны, она сознательно провоцировала ее на необдуманные поступки. А поскольку великая княгиня была представительницей самых высших кругов российской аристократии, общественное мнение все более склонялось к тому, что с такими невоспитанными членами императорской семьи не стоит иметь серьезных политических дел. Это мнение госпожа Ливен всеми силами поддерживала и укрепляла, а неугомонная Екатерина предоставляла для этого достаточно поводов.
Пришлось самому Александру I наводить порядок, сделав своей сестре и госпоже Ливен замечание и напомнив им о престиже российского императорского дома. Во главе союзных войск русский император триумфально вступил в Париж, его повсюду приветствовали как спасителя Европы. Великобритания считала большой честью для себя пригласить в Лондон всех европейских монархов-победителей. К этому ответственному политическому мероприятию княгиня Ливен готовилась по-своему. Всеми силами она стараясь дезавуировать Екатерину Павловну, и ей многое удалось сделать для того, чтобы добиться весьма сдержанного отношения англичан к русским. Меттерних, тоже приглашенный в Лондон, мог с удовлетворением потирать руки, ведь Екатерина сама была виновата в том, что оказалась в таком щекотливом положении. Конечно, подлинная причина возникших англо-русских разногласий заключалась не в недопустимом поведении русской княгини, а в дипломатии Меттерниха, стремящегося к своей главной цели: исключить Российскую империю из активного участия в послевоенном преобразовании Европы. Все разговоры о полном «провале» Екатерины в той или иной степени распространялись госпожой Ливен или были спровоцированы ею. Поэтому ее трактовка лондонских событий не была объективной, она не отражала ни реального положения вещей, ни их истинной подоплеки.
31 марта 1814 г. Екатерина Павловна узнала о вступлении союзных войск в Париж. Это известие подвигло ее к новым действиям. Со дня смерти Георга она не без кокетства носила только черное траурное платье. Теперь пришло время демонстративно отказаться от него. Это был, конечно, и чисто политический жест. Ведь в траурном одеянии уже нельзя было представлять своего любимого «ангела», сияющего в лучах славы. К тому же долгожданная победа над Наполеоном создавала новые, более благоприятные предпосылки для повторного замужества. Сестра победоносного российского императора могла теперь рассчитывать на брак с кем-либо из числа героев войны. И ей никак не пристало являться ему в образе вдовы, которая носит траур. Об австрийском кронпринце Карле речь шла уже чисто теоретически. Зато среди выдающихся полководцев появился новый кандидат — кронпринц Вильгельм Вюртембергский! Известный австрийский фельдмаршал Радецкий позднее отмечал, что в то время Вильгельм был единственным действительно стоящим генералом в союзных войсках, воюющих против Наполеона, и во время военной кампании весной 1814 г. уже никто не сомневался в его выдающихся способностях. Для Екатерины Павловны теперь это был герой ее мечтаний, и как хорошо, что вот уже несколько лет она не выпускала его из поля зрения.
