Екатерина Павловна не могла ограничиться ролью праздной наблюдательницы. Княгиня возлагала на эту общеевропейскую встречу большие надежды. Конгресс мог стать подходящим местом для удовлетворения ее собственных политических амбиций, хотя, конечно же, сама по себе вдовствующая принцесса Ольденбургская и не рассчитывала играть на нем решающую роль. Многочисленные попытки Екатерины стать императрицей, ее интриги против Сперанского, патриотический порыв в дни защиты Москвы и, наконец, лондонские приключения — все это красноречиво свидетельствовало как о непомерном честолюбии княгини, так и о ее недостаточно искусной политической стратегии.
В Вене Екатерина Павловна желала бы представлять российские внешнеполитические интересы, но должна была довольствоваться надеждой на возвышение династии из Ольденбурга и решение собственных проблем. К моменту открытия конгресса было все еще неясно, выйдет ли она замуж за австрийского эрцгерцога Карла или вюртембергского кронпринца Вильгельма. Предпринимаемые ранее попытки княгини активно вмешиваться в большую политику не принесли желаемого успеха. Ей так не удалось сгладить острые противоречия между российскими и австрийскими интересами, прежде всего в польском вопросе. Тогда Екатерина Павловна объявила, что Меттерних действует против воли австрийского императора. Но интриги великой княгини не возымели действия. Официально Франц I действительно не одобрял жесткой позиции своего министра по отношению к России, хотя на самом деле предоставил ему полную свободу действий. Император не желал, чтобы иностранные державы или отдельные личности вмешивались в политику Австрии. Екатерина же давно запятнала себя неприглядными кознями и интригами, и Меттерних жаждал мщения. В принципе русской княгине не помешала бы помощь всесильного министра, ведь ее брачные намерения все еще оставались неопределенными. Но ни она, ни кронпринц Вюртембергский не проявляли особого желания сотрудничать с Меттернихом как в личном, так и в политическом плане. А антипатия, которую давно испытывал к Меттерниху Александр I, теперь настолько усилилась, они не желали разговаривать друг с другом. В такой ситуации атаки Екатерины на Меттерниха были заранее обречены на провал и свидетельствовали об отсутствии у нее политической дальновидности.
Но пока княгине не о чем было беспокоиться. Большая игра вокруг судеб Европы и Германии еще только начиналась. Официальное открытие конгресса состоялось в ноябре 1814 г. Екатерина Павловна активно участвовала во всех приемах, балах, всевозможных увеселениях, которые дипломаты использовали для своих политических игр и интриг. Многочисленные дамы, прибывшие на конгресс — все эти амбициозные аристократки, бравые жены монархов и князей, неисправимые кокетки, — веселились от души, а Екатерина Павловна наслаждалась своим особым, привилегированным положением сестры самого императора Александра I. За ней ухаживали, ее окружали лестью, стараясь использовать в своих целях.
Когда князь Козловский, глядя на великую княгиню, отметил, что никогда еще диадема не украшала более прекрасный лоб, это было всего лишь вежливым комплиментом. Князь остерегался обидеть других прекрасных дам. Каждая из них притязала на то, чтобы считаться красивейшей и желаннейшей из всех дам конгресса. Мария Павловна, также приехавшая в Вену, вместе с Екатериной Павловной не составляли исключения — кроткая замужняя дама из Веймара и энергичная вдова, стремящаяся заполучить в мужья императора или короля. Обе сестры выглядели особенно оживленными и очаровательными. Екатерина искусно демонстрировала свою образованность и разнообразные интересы, чтобы подогреть к себе интерес. Но недели, проведенные в Лондоне, все-таки кое-чему ее научили: нельзя выставлять свои чувства всем на обозрение, от этого выигрывают только твои враги.
Карл фон Ноштиц, бывший адъютант прусского принца Людовика Фердинанда, оставил нам свои впечатления о Екатерине Павловне на Венском конгрессе. Он отмечал ее красоту, смелость и величавую гордость: «Она выделяется своеобразной красотой, особенно хороши ее губы, фигура, горящие глаза; ее ум очень глубокий, живой и острый, ее речь не совсем женская, в ней много разнообразных сентенций и общих фраз. В этой принцессе я вижу то Петра Великого, то Екатерину, то Александра в зависимости от того, как проявляются в ней самые разнообразные стороны ее характера, то резкие, то нежные»
. Вот только наследия императора Павла не захотел упомянуть честный Ноштиц. Поступивший на русскую службу кавалерийский офицер здесь проявил скромность по вполне понятным причинам.
Обе великие княгини, Мария и Екатерина, часто появлялись вместе, и тем яснее был виден контраст их характеров, хотя обычно мягкая и нежная, Мария тоже могла высказаться в весьма резких выражениях (если затрагивались интересы ее родины или же было необходимо поддержать свекра, Карла Августа, стремящегося расширить владения своего герцогства, против чего активно выступали Саксония и Пруссия). С такой же настойчивостью, что и Мария, Екатерина отстаивала право Ольденбурга стать Великим герцогством.
В Вене Екатерина Павловна сумела достойно подать себя. Самый блестящий праздник за все время работы конгресса был дан в честь ее именин, 6 декабря 1814 г., во дворце князя Разумовского. Весь цвет венского общества встретился со своими аристократическими гостями в пышном дворце, сверкавшем в огнях зажженных свечей. Манеж был превращен в бальную залу. Прибывшая из самого Санкт-Петербурга балетная труппа представила на суд зрителей инсценировку старинного русского праздника с цыганами и древнерусскими боярами, а также изобразила времена египетских фараонов. В ту ночь Екатерина Павловна с полным правом чувствовала себя некоронованной королевой Венского конгресса. К особо знатным гостям бала принадлежал известный во всей Европе австрийский генерал-фельдмаршал, князь де Линь, в свое время состоявший в переписке с Екатериной Великой. Линь оставил миру ставшее классическим сравнение двух сестер: «Великая княгиня Мария пленяет сердца, а Екатерина берет их штурмом».
Через неделю после бала князь умер. А в ночь накануне Нового года дворец Разумовского сгорел. Благодаря активному ходатайству Екатерины Павловны Александр I великодушно возместил Разумовскому ущерб, нанесенный пожаром, и разрешил построить новый за счет императора. В 1815 г. Екатерина затеяла вместе с бароном фон Штейном очередную интригу: согласно ее плану Андрей Кириллович Разумовский должен был стать канцлером и обеспечить поддержку вынашиваемым фон Штейном планам по преобразованию Германии. Планы эти не осуществились.
Конечно же, на конгрессе Екатерина Павловна просто купалась в лучах славы своего августейшего брата. Их взаимопонимание казалось неизменным, хотя чувства друг к другу были уже не столь яркими, как в былые времена. Стремление княгини повлиять на духовные воззрения Александра, попытка привязать его к себе с помощью незыблемых ценностей самодержавного консерватизма не увенчались успехом. Когда в Вене речь заходила о волновавших Александра религиозных вопросах, он гораздо охотнее прислушивался к словам Роксаны, супруги графа Эделинга, нежели к мнению собственной сестры.
Екатерина Павловна нужна была Александру I для того, чтобы представлять императорский двор и вести интриги для защиты его интересов. Очень важно было также принять активное участие в ярмарке невест и выгодно выдать княгиню замуж. В течение нескольких недель всем — и самой Екатерине тоже — стало ясно, что вдова принца Ольденбургского принадлежит к числу тех принцесс, которые выставлены «для продажи» и могут быть использованы в тех или иных политических целях. С горечью Екатерина Павловна вынуждена была признать, что справиться с Меттернихом ей не удалось. Русско-австрийские противоречия в польских делах не позволяли форсировать рассмотрение вопроса о ее браке с эрцгерцогом Карлом. Многочисленные негативные оценки, данные Екатерине Павловне на Венском конгрессе, были свидетельством сильных антирусских настроений и настойчивого стремления дискредитировать российского императора в глазах общественности. А само поведение Екатерины, как и некогда в Лондоне, давало для этого достаточно поводов. Фатальная комбинация противоречивых внешнеполитических интересов и личных промахов отразилась в весьма тенденциозных досье, составленных в тайной канцелярии Венского двора: «Ольденбургская принцесса — это дьявол иного рода, нежели император. В этой семье ни у кого нет сердца. На ее стороне в России и общественное мнение, и армия, без нее император Александр никогда не перешел бы через Рейн. Она еще сыграет с императором злую шутку. Армия и люди зависят от нее, и если будет допущена ошибка, она сядет на русский трон…»
.
