Если верить наблюдениям Гёте, и для Екатерины встреча с ним в Висбадене осталась незначительным эпизодом. Княгиня встретилась с великим поэтом, мило поболтала с ним и вернулась к своим повседневным заботам. Во второй половине 1815 г. дела и мысли ольденбургской принцессы были весьма далеки от того, за что она могла бы удостоиться комплимента великого Гёте. Хотя сама молодая женщина могла бы многому у него поучиться, как это всегда делала ее сестра Мария.
После разгрома армии Наполеона при Ватерлоо его победители, герцог Веллингтон и генерал Блюхер, получивший прозвище «маршал Вперед», триумфально вступили в Париж. Слава русских войск и Александра I как «ангела-спасителя Европы» несколько померкла. Российские политики и дипломаты на заключительном этапе работы конгресса в Вене должны были приложить все силы, чтобы не потерять завоеваний весны 1814 г. Но опасность исходила не только из лагеря Австрии или Пруссии. Сам Александр I все больше погружался в давно преследовавшие его религиозно-мистические видения, учение о спасении госпожи Крюденер на некоторое время целиком завладело им. Император почти полностью отказался от участия в реальной политике, за исключением работы над витиеватыми формулировками документа под названием «Священный союз», подписанного в Вене в сентябре 1815 г. Лишь благодаря искусству Меттерниха «Священный союз» получил некоторую практическую основу и мог даже послужить на благо Европе.
А Екатерина Павловна вспоминала лето и осень 1812 г. В то время, когда «Великая армия» маршировала по направлению к Москве, она всеми силами старалась укрепить моральный дух Александра. Героические действия всего русского народа во имя родины и государя-императора она связывала с пониманием вечных ценностей Библии и консервативной самодержавной идеи, столь сильных в московском дворянстве. А теперь, летом и осенью 1815 г., очень важно было не потерять уже завоеванные политические позиции. Российская империя должна была оставаться сильнейшим военно-политическим фактором в Европе! Но этого не удастся сделать, если российский император по-прежнему будет жертвой псевдорелигиозных идей какой-то горе-проповедницы. Помазанник Божий должен быть возвращен на стезю добродетели. Екатерина видела две возможности для того, чтобы вернуть свое утраченное влияние на императора. Скорейшее заключение брака с кронпринцем Вюртембергским поможет укрепить ось Штутгарт — Санкт-Петербург. Планы о том, что Вильгельм с российской помощью может стать регентом будущей Германской империи, несмотря на активное противодействие Меттерниха и своеволие немецких князей, еще не были сданы в архив. А оружием для борьбы с духовными заблуждениями госпожи Крюденер могло послужить знакомство с идеями Иоганна Георга Мюллера, предложившего когда-то проект книги «О христианской вере», в свое время не одобренный императором и давно забытый им.
Все лето 1815 г. Екатерина обменивалась с Вильгельмом нежными письмами и записочками. Казалось, ее не очень расстроили любовные похождения Вильгельма с княгиней Багратион. Молодые люди перешли от официального «Вы» к доверительному «ты». В письмах к будущему свекру княгиня называла жениха своим «любимым Фрицем». Доказательства большой любви были налицо. Вильгельм писал Екатерине:
«Тысяча благодарностей, дорогая подруга, за шаль, я надеюсь, она послужит мне защитой и счастливо приведет меня назад, в мою армию, которую я люблю больше всего; прощай, мы выступаем!..»
…Я хотел бы полететь к тебе и обнять от всего сердца, это было бы лучшим лекарством, моя болезнь — не что иное, как нервное воспаление, поразившее в первую очередь мои глаза…»
.
Екатерина писала о Вильгельме:
…Моя юность, почти вся заполненная тяжелыми переживаниями, отняла у меня надежду на счастье; но симпатия ко мне кронпринца вновь ее возродила. Я предвижу приятное будущее и радуюсь все более и более… Не дай Бог с ним случится несчастье, это мысль для меня ужасна»
.
Но обоюдная симпатия и трогательная преданность друг другу все еще были омрачены тем обстоятельством, что брак Вильгельма с Шарлоттой был объявлен юридически несуществующим пока только лишь судом Вюртемберга. Петербургский двор, так же как и баварский, настойчиво требовали аннулирования брака Папой Римским. Екатерина Павловна, привыкшая добиваться своего сразу же, без промедления, становилась все более нервной и раздражительной. 30 сентября 1815 г. она потребовала у Фридриха I, чтобы тот наконец объяснил ее брату, что юридически Вильгельм уже не состоит в браке и является свободным мужчиной. И если Шарлотта как истая католичка настаивает на аннулировании брака Святейшим престолом, то это ее собственное дело. Но через несколько дней Екатерине дали понять, что не только баварский двор, но и ее собственные мать с братом энергично настаивают на соответствующем заявлении папы, учитывая религиозность русского народа. Что это будет за брак у них, если любой католический монарх в Европе, презрительно морща нос, будет рассматривать его как спорный? И разве сам русский император Александр I организацией «Священного союза» не добивается того, чтобы Библия и законы христианского братства стали бы основной нормой европейской солидарности и единения? На это Екатерине нечего было возразить. Пришлось вручить свою судьбу в руки Папы Римского.
Но Екатерина Павловна не любила считаться ни с условностями, ни с дисциплиной, если речь шла о выполнении ее желаний. Она действовала бездумно, повинуясь порыву, и Вильгельм в этом не отставал от нее. В октябре 1815 г., во Франкфурте-на-Майне состоялось торжественное открытие Союзного сейма
[21] Сюда съехались крупные немецкие политики и князья. Это было событие, достойное того, чтобы стать фоном для единения прекрасной пары — Вильгельма и Екатерины, не забывавших о своей будущей роли в германской политике. Здесь, во Франкфурте-на-Майне, они демонстративно дали друг другу согласие на брак. Папа Римский пока пребывал в молчании.
Екатерина Павловна прибыла во Франкфурт-на-Майне как частное лицо, к мнению которого, однако, внимательно прислушивались. Князь Пюклер оставил нам свои воспоминания, интересный «моментальный снимок» из жизни княгини: «Я всегда восхищался великолепным воспитанием и разнообразными познаниями, отличающими русских принцесс. У покойной королевы Вюртембергской это можно было назвать даже ученостью. Однажды во Франкфурте я должен был передать княгине письмо и, сделав это, остался по ее повелению стоять в кружке других, пока они были заняты разговором с княгиней. Профессор из школы Песталоцци был первым по счету, и казалось, он сам знает меньше о его (Песталоцци) системе, чем королева (тогда еще великая княгиня Екатерина), поскольку его пространные ответы она несколько раз поправляла, придавая им большую ясность. За ним последовал дипломат, который тоже получил в своей области, насколько позволял общий характер разговора, самые точные и быстрые ответы. Далее она начала основательную беседу со знаменитым экономистом из А… Наконец эта удивительная аудиенция завершилась глубокомысленными и блестящими контраргументами в оживленном споре с известным философом»
. Да, это была женщина поистине энциклопедических знаний, обладающая величием, достойным императрицы!
