Как, должно быть, забилось сердце у Мюллера, когда он прочитал следующие строки: «Император желает отдать Ваше сочинение для перевода, поэтому Ваши замечания относительно подходящих мест были бы чрезвычайно желательны. Я для себя надеюсь извлечь поучительные уроки из этого чтения, и разве не станет нам этот труд истинным другом, пробуждающим в нас благородные чувства, ведущие к высочайшей цели, к самому глубинному, вечному блаженству? Быть Христом и одновременно могущественным правителем — это редкое явление в человеческой истории, теперь же мы видим его перед своими глазами, поскольку лишь чистейший дух и божественные стремления владеют императором, и в нем светится милость Божья. Она дает ему все новые и новые силы для очищения его чудесным образом совершенствующейся души. И не любовь сестры, а любовь к правде позволяет мне так говорить».
Екатерина Павловна просила своего друга: «Пожалуйста, господин профессор, пишите мне чаще. Ваше молчание не повлияло на чувства, которые я испытывала к Вам, они остаются неизменными. Я надеюсь, что вскоре окажусь недалеко от Вас, и, может быть, мы увидимся снова. Всегда рассчитывайте на выражение совершеннейшего к Вам почтения, с которым и остаюсь, благосклонная к Вам Екатерина»
.
Свое письмо Екатерина передала послу Головкину, и тот выполнил возложенное на него поручение. 11 декабря 1815 г. он переправил письмо Мюллеру в Шафгаузен и сообщил княгине, что в середине января 1816 г. он будет возвращаться из Лозанны в Штутгарт и в Шафгаузене сможет лично встретиться с Мюллером, что прилежному профессору не придется долго ждать. В декабре 1815 г. в Санкт-Петербург к своей невесте должен был прибыть кронпринц Вильгельм. Мюллер обратился к его доверенному лицу Готте, и тот помог ему установить контакт с одним из сопровождающих Вильгельма. Так христианский труд удалось пунктуально доставить в Санкт-Петербург, и Мюллер, кроме того, смог отправить с ним очередное письмо для Екатерины Павловны. В нем профессор рисовал ужасающую картину одряхлевшей Европы: люди, развращенные распространяющимися из Франции идеями Просвещения, отвернулись от Бога. Это привело ко всеобщему падению нравов в политике, духовной и общественной жизни. Но «…суд над Европой», то есть войны против Наполеона, возродили христианские надежды в Северной Германии и Великобритании. Вот почему такое большое значение профессор придавал своему сочинению. Он так написал о стоящей перед ним задаче: «Рассмотреть христианство как явление человеческой истории, вернуть христианской вере ее подлинный облик, завещанный нам Христом и апостолами, понять ее истинный смысл, приемлемый для всех людей, удовлетворяющий потребности ума и сердца, не противоречащий здравому смыслу и являющийся сильнейшим средством против губительных последствий нашего времени, — это, милостивая княгиня, цель моей работы»
. Мюллер твердо придерживался реалий 1814 г., хотя политическая обстановка уже изменилась. В Александре I он по-прежнему видел выдающегося деятеля европейской истории, который смог бы объединить все силы для возвращения к христианским идеалам. Кроме того, Мюллер мыслил вполне практически: он знал об предстоящем заключении династического союза между Россией и Вюртембергом и чувствовал себя участником политической игры сильных мира сего!
Существовала еще одна причина возобновления оживленной переписки между швейцарским профессором и великой княгиней. Будущее вело Екатерину в Вюртемберг, а значит, в непосредственную близость к Мюллеру. Итак, возвышенная христианская идея о роли Александра как ангела-спасителя, о которой Екатерина Павловна и Иоганн Георг Мюллер так много говорили в 1813–1814 гг., снова, теперь уже в последний раз, напомнила о себе. Но российский император не позволил переубедить себя с помощью мюллеровского труда «О христианской вере». Сочинение швейцарского теолога так и не появилось в России. Император не стал поддерживать с прилежным автором никаких отношений. Здесь отчетливо проявились границы, за которые влияние княгини на императора уже не распространялось. А госпожа Крюденер попала в немилость не потому, что Екатерина с Мюллером навязали Александру свою интерпретацию христианских ценностей, а потому, что проповедница явно перегнула палку. Александр с удовольствием читал Библию. И ему не нужны были новые идеи о спасении ни от Крюденер, ни от Екатерины, ни от господина Мюллера из Швейцарии. После основания «Священного союза» он постепенно все больше отходил от государственных дел и тем самым лишил Екатерину мотивации для ее миссионерской деятельности. Но неунывающая княгиня уже нашла другую сферу применения своей недюжинной энергии, на этот раз в Вюртемберге.
Российско-вюртембергские отношения.
Бракосочетание в Санкт-Петербурге
Итак, подходило к концу последнее путешествие Екатерины Павловны — под видом лечения на водах, но с ярко выраженным политическим характером: Гейдельберг, Франкфурт-на-Майне, Веймар, Висбаден — впечатления, связанные с посещением этих городов, уже принадлежали прошлому. В Берлине княгиня вместе с Александром I приняла участие в обручении брата Николая с прусской принцессой Шарлоттой. Здесь же, на берегах реки Шпрее, в тесном семейном кругу все еще раз основательно обсудили брачные планы самой Екатерины Павловны. А далее, вплоть до Франкфурта-на-Одере, великую княгиню и ее сына Александра, проживавшего в последние месяцы у своей тети Марии в Веймаре, сопровождал будущий свекор Екатерины Фридрих I. Фридрих еще раз настойчиво заверил всех в том, о чем он письменно сообщил императору Александру 2 июля 1815 г.: Вютемберг видит в Российской империи надежный оплот для защиты своих интересов и надеется на помощь, столь необходимую, чтобы поставить на ноги разоренное войной государство. Россия должна была стать также гарантом стабильности и независимости юго-западных немецких государств перед лицом могущественного соседа — Франции. 8 ноября 1815 г. Фридрих I распрощался с Екатериной. Все, что нужно, они уже сказали друг другу. Оставалось теперь точно выполнить все необходимые юридические, церковные и обрядовые формальности.
Почти три года великая княгиня провела в Европе, путешествуя по ее центральным и западным областям. Во время долгого и утомительного возвращения на родину по заснеженным дорогам Екатерина Павловна могла вновь мысленным взором охватить все пережитое. На основательный отдых у себя дома она не рассчитывала. Это противоречило бы ее деятельной натуре. Екатерина твердо знала, что Санкт-Петербург будет лишь промежуточной станцией на пути скорейшего ее возвращения в Вюртемберг. Она ехала домой, чтобы там, в кругу семьи организовать достойную встречу своему жениху, подготовить брачный договор, урегулировать все вопросы, касающиеся наследства, в том числе и для ее сыновей, дождаться решения Папы Римского и после выполнения всех этих формальностей отпраздновать наконец свадьбу.
2 декабря 1815 г. вместе с младшим сыном Александром княгиня приехала в Санкт-Петербург. Вильгельм прибыл вскоре после нее. Через 8 дней после его приезда Екатерина написала королю Фридриху: «Император обращается с кронпринцем с большим почтением, моя мать тоже, остальные члены семьи — в высшей степени доверительно и любезно, общество видит в принце весьма благородную натуру… Моя мать считает его очень остроумным; могу заверить Вас, Ваше Величество, что никогда я не видела ни одного зятя или принца в какой-либо семье, с которым обращались бы так предупредительно, как обращаются у нас с Вашим сыном… Мои дети очень нравятся Фрицу, чему я чрезвычайно рада; в общем, уверяю Ваше Величество, что не могу сообщить Вам ничего иного, кроме как только радостные новости…»
. И еще одна радость для влюбленных: император Александр уже назначил дату помолвки и свадьбы на 27 декабря и 8 января по юлианскому календарю, принятому в Российской империи, и соответственно на 8 и 20 января 1816 г. по действующему в Европе григорианскому календарю.
