Созданный Марией в Веймаре «Патриотический институт женских союзов» выполнял те же социальные задачи, что и Благотворительный союз Екатерины. Обе организации помогали объединить в единое целое старые и приобретенные части страны, решить давние и вновь возникшие экономические и социально-политические проблемы и оздоровить тем самым весь государственный организм. Саксен-Веймар-Эйзенах и Вюртемберг имели много общего: и Карл Август и Вильгельм I не получили на Венском конгрессе желаемых территориальных приобретений. Оба правителя претендовали на руководящую роль среди средних по размерам государств — членов Германского союза. И в Вюртмеберге, и в Саксен-Веймар-Эйзенахе дискуссии по конституционному вопросу приобрели небывалую остроту. Своими свободолюбивыми лозунгами студенты университетов Йены и Тюбингена привлекали к себе в Германии всеобщее внимание, приводя в бешенство Меттерниха. И, наконец, благодаря великим княгиням Екатерине и Марии оба государства находились под непосредственным контролем российского императорского дома.
Вмешательство Российской империи достигло кульминации в 1818 г., когда накануне Ахенского конгресса, встречи членов Священного союза в Йене и Веймаре, появились представители семьи Романовых. Приехав в острейший момент конституционного кризиса, представители российского императорского дома лично пытались настоять на соблюдении в Веймаре норм Священного союза. Это им удалось лишь отчасти. Зато «Патриотический институт» остался незыблемой константой в борьбе с «якобинством» и продолжал обеспечивать финансово-политический нажим на великого герцога со стороны Российской империи. В том же году семейный съезд Романовых состоялся и в Штутгарте. Экономический кризис, споры вокруг конституции, взбудораженная либеральная общественность, всеобщая враждебность к Меттерниху — все это очень напоминало ситуацию в Веймаре. Но были и существенные отличия. Политический вес честолюбивого короля Вюртемберга в Германском союзе был неизмеримо больше, нежели Карла Августа Саксен-Веймар-Эйзенахского. Благодаря происхождению Марии Федоровны российский императорский дом имел особенно тесные родственные связи именно с Юго-Западной Германией. От королевы Екатерины, властной и самоуверенной женщины, не приходилось ждать проявления симпатий к слишком всеобъемлющим конституционным свободам. Петербургский двор был спокоен на этот счет, здесь его вмешательство не требовалось.
А мечты своенравного Вильгельма о великом будущем родного государства и своем собственном Романовы могли различными способами подкорректировать. Хотя сам Вильгельм, отстаивая вместе с бароном фон Штейном свое представление о будущем Германии, не желал постоянно видеть за своей спиной фигуру российского императора. Следует заметить, что дружеские отношения между фон Штейном и Александром I еще до Венского конгресса, но особенно во время его работы, сильно охладели. Среди монархов и министров России, Австрии и Пруссии барон постепенно приобретал опасную репутацию духовного вождя национально-либеральных и демократических сил, доставлявших так много хлопот «хранителям Святого Грааля» из Священного союза.
Поэтому продолжавшиеся тесные контакты Екатерины и Вильгельма с фон Штейном не вызывали восторженных аплодисментов в Санкт-Петербурге. В Вене и Берлине их совместные планы тоже рассматривали как попытку помешать реставрации старой политической системы, проводимой Священным союзом. Даже предложенная Екатериной Павловной модель благотворительности слишком уж отличалась от позитивно воспринимаемого примера Веймара. А ведь еще император Павел I в свое время безапелляционно заявлял, что благотворительность и забота о бедных — занятие, подобающее исключительно супруге самодержавно правящего монарха. В Вюртемберге же, напротив, Благотворительный союз стал делом всего государства. А Екатерина Павловна честно и самоотверженно старалась служить на благо своему королю и своей новой родине. Могло показаться, что надежды и желания Вильгельма и самой Екатерины все более расходились с основополагающими принципами и целями российской внешней политики. И деятельность созданного королевой Благотворительного союза тоже можно было интерпретировать подобным образом. Как же, в таком случае, Екатерина Павловна могла представлять интересы Российской империи? Надо сказать, что она в своих действиях никогда и не стремилась твердо придерживаться инструкций из Санкт-Петербурга. За исключением драматических месяцев 1812 г., ее политические интересы были связаны в первую очередь с отдельными личностями и определялись собственными желаниями и целями. Это наглядно демонстрировало ее отношение к брату-императору, к матери, а также тот весьма извилистый путь, который она прошла, прежде чем решилась на брак с Вильгельмом.
В Вюртемберге ей пришлось в определенной степени подчинить свои желания политическим амбициям супруга. Хотя Екатерина Павловна всегда чувствовала поддержку своей семьи, и время от времени, например во второй половине 1818 г., ее навещали мать и сестры, Романовым так и не удалось создать сильный русский противовес политике Вильгельма. Причины лежали в своеволии вюртембергского короля, угасающем интересе к практической политике у Александра I и, прежде всего, в том, что, заключив династический союз, Екатерина Павловна уже выполнила предназначенную ей роль. Александр I давно вырвался из-под подавляющего его волю, подчас просто демонического влияния своей сестры. Ее чары больше не действовали на него. Екатерина перестала представлять для своего брата интерес и с политической точки зрения. Она должна была наконец понять, что ей не вырваться из тесных границ Вюртемберга. А Вильгельм чувствовал, что его шансы встать во главе Германской империи таяли с каждым днем. Это прозрение действовало на обоих угнетающе.
Почему Екатерина Павловна
составила завещание в 1817 г.?
Пока же королева занялась решением насущных повседневных проблем, так что у наблюдавших за семейной парой людей складывалось впечатление, что этот брак в личном отношении на редкость гармоничен, а в политическом — очень выгоден. Екатерина и Вильгельм вместе часто бывали в обществе. Они присутствовали на театральных постановках, в опере и на концертах, устраивали во дворце балы и чаепития. За период с 1817 до 1818 г. они приняли участие — чаще всего вдвоем — в 83 придворных празднованиях и 158 постановках придворного театра. Воскресная церковная служба посещалась, разумеется, порознь, и лишь по особо торжественным случаям король и королева вместе появлялись в церкви.
Много внимания Екатерина Павловна уделяла воспитанию троих своих детей и всеми силами стремилась завоевать любовь членов семьи своего супруга. Ей, видимо, это вполне удавалось в отношениях со свекровью, королевой Шарлоттой Матильдой, и с герцогиней Генриеттой Вюртембергской, тетей мужа. Сложнее было наладить контакты с братом Вильгельма Павлом, которому Александр I отказал в причитающейся пенсии, поскольку считал его дезертиром, тайно покинувшим русскую армию. Екатерина пыталась заступиться за Павла, но Александр, не умевший ранее отказывать сестре в ее просьбах, на этот раз не уступил.
И все-таки стремление Екатерины Павловны завоевать всеобщие симпатии к себе в семье мужа наталкивалось на невидимую стену отчуждения. Летом 1817 г. она родила ребенка, и это была девочка. Долгожданного наследника престола все не появлялось. Несмотря на выдающиеся успехи королевы в социальной и политической сфере, послужившие на благо Вюртембергу, все с нетерпением ждали от нее главного достижения — рождения здорового наследника. На примере российской императорской династии Екатерина Павловна знала, насколько это важно, и эта проблема чрезвычайно беспокоила ее. Уже многие годы она чувствовала себя не совсем здоровой. В июне 1817 г. Екатерина решилась на шаг, весьма необычный и с трудом поддающийся объяснению. Королева Вюртемберга составила завещание. Этот документ вызывает по меньшей мере три принципиальных вопроса: почему молодая, двадцатидевятилетняя женщина через полтора года после свадьбы написала завещание, почему в нем она нарушила некоторые статьи своего брачного договора и почему в этом документе она упоминала о долгах своего мужа?
