И Дзиродзаэмон направился в Киёсу, влекомый самыми благими намерениями. Нобунага, человек недоверчивый, относившийся ко всему с подозрением, не понял, с чего бы у него появился этот новый союзник, глубинные причины поступка которого — восхищение перед его помощником — были ему недоступны. Дзиродзаэмона он принял за шпиона, хуже того — за труса, за ненужный рот, а значит, за человека, опасного для военного вождя. И он без дальнейших церемоний посоветовал Дзиродзаэмону покончить с собой. Это было не более чем угрозой или, скорее, настоятельным советом, но с момента, когда уста господина произнесли приказ, никаких возражений последовать не могло, потому что сама жертва не могла показать свою добросовестность иначе, чем согласившись умертвить себя. Столь пагубное стечение обстоятельств грозило лишить Хидэёси и его людей ценного союзника на территории, еще плохо подчиненной. Своевременно предупрежденный — что за военный вождь без осведомителей, в том числе и в стане собственного сюзерена? — Хидэёси спешно прибыл из Суномата, взял Дзиродзаэмона под защиту — это показывает, насколько он лично доверял последнему, — ив последний момент не дал совершиться трагедии. Тогда он сплел одну из сложных интриг вполне в духе времени, вдохновленную китайской военной стратегией; в подобных делах он чувствовал себя как рыба в воде.
Загвоздка состояла в том, что Нобунага никогда бы не дал бы себя убедить, пока Дзиродзаэмон был один; чтобы ему поверили, последний должен был заплатить за присоединение, добившись в свою очередь союза с важным лицом, честность которого было бы невозможно поставить под сомнение. Вечный сюжет: с одной стороны — прозелитизм, с другой — система гарантий! Таким образом, требовалось найти нового союзника. По размышлении Хидэёси выбрал другого сеньора из земли Мино, Такэнака Сигэхару. Представители семейства Такэнака, потомки Минамото и, следовательно, императорского рода, выглядели людьми, стоящими выше всяких подозрений в измене, равно как и в трусости. Но как было убедить его? Этот человек, глубоко потрясенный драмами, которые произошли в семействе Сайто, удалился в свое поместье Курихара, обрил себе череп и жил как монах, предавшись изучению священных текстов и молитве. Как было подступиться к отшельнику, чтобы раскрыть перед ним все извивы политики, которая, сколь бы огромные ставки ни разыгрывались, сводилась к перипетиям грязной схватки за власть?
Плодовитая кисть и необузданное воображение рассказчиков описали дальнейшую историю, выведя Хидэёси в комичном образе: он переоделся самураем без господина (ронином), чтобы вернее проникнуть к Сигэхару. В ходе беседы Хидэёси упрекает Сигэхару за то, что тот утратил интерес к миру, где злодеи истребляют добродетельных; он его умоляет поступить на службу к единственному господину, достойному этого имени, — Нобунага. Тут Сигэхару догадывается о хитрой уловке и узнает в своем госте человека с «обезьяним лицом», уже легендарного, чьими талантами пользуется Нобунага и которого кое-кто считает демоном. Сигэхару выражает изрядную досаду, однако как человеку религиозному ему ни на миг не приходит в голову кликнуть стражу, и он волей-неволей выслушивает своего собеседника. Солнце давно уже село, в поместье все спят, у Хидэёси в распоряжении целая ночь, которую он использует, чтобы доказать свою правоту. Напрашиваются трогательные литературные реминисценции — если изменить время и место действия, можно подумать, что читаешь знаменитое место из прославленного китайского романа «Троецарствие», действие которого происходит в III веке, в конце правления династии Хань, на который пришлись военные и крестьянские восстания, романа, где храбрец (Гун Мин) умоляет последнего отпрыска свергнутого императорского рода (Лю Бэя) взяться за оружие, чтобы восстановить власть своих предков.
Тем не менее, пусть перипетии этой истории принадлежат японо-китайскому эпическому воображаемому, нет никаких оснований сомневаться ни в конечном присоединении Сигэхару к лагерю Нобунага, ни в том, что существенную роль в этом сыграл Хидэёси. Когда клубок был распутан, Нобунага показал себя столь же счастливым и польщенным, сколь прежде — озлобленным и торопящимся наказать Дзиродзаэмона. Чтобы изгладить из памяти последнего пережитые драматические часы, Нобунага торжественно передал ему его замок Унума, а самураю-монаху Сигэхару посоветовал поселиться у Хидэёси, в Суномата, — той другое было способом под видом щедрости обеспечить себе верность своих людей. Призрак измены никогда не исчезал. Как и предугадывал Хидэёси, маневр блестяще окупился: присоединение Сигэхару послужило примером, и к Нобунага примкнули многие феодалы Мино, в том числе Като Тораносукэ (Киёмаса), родственник Нэнэ — супруги Хидэёси — и один из лучших полководцев, каких последний только будет иметь под своим началом. Только тогда Хидэёси наконец согласился приняться за завоевание Мино: теперь бы никто его не понял, если бы он не воспользовался приобретенными преимуществами. Итак, в 1564 г. Нобунага вновь осадил Инабаяма, и на сей раз его тылы были надежно прикрыты: с одной стороны — крепостью Суномата, с другой стороны — рекой.
Тем не менее он получил суровый урок: задача оказалась даже более сложной, чем рассчитывал осторожный Хидэёси. Чтобы сломить сопротивление осажденных, понадобилось две недели, мало того — пришлось прибегнуть к малопочтенным услугам перебежчика, проведшего армию Нобунага тайным ходом, на выходе из которого осаждающие подожгли наружные стены замка. В этот момент Сигэхару, самурай-монах, напомнил о том, что ему пообещали в обмен на его присоединение: жизнь защитника цитадели и его семьи будет сохранена. Побежденные выскользнули за пределы внешних стен, чтобы, говорят, направиться в Киото, где они действительно исчезнут с политической сцены — после преступлений, со-вершенных их отцом (приемным сыном — братоубийцей и отцеубийцей), это могло выглядеть восстановлением подлинной справедливости. Но вместе с ними парадоксальным образом исчезли всякие поползновения к реваншу со стороны рода Сайто, и провинция Мино, столь вожделенная, наконец попала в загребущие руки Нобунага.
Охмелевший от радости, тот щедро вознаградил Хидэёси, изворотливый, но эффективный гений которого внезапно выступил на авансцену театра военных действий. Горе побежденным и слава победителю! Нобунага сделал его сеньором трех округов земли Мино, дававших превосходный ежегодный доход в 80 тысяч коку, или мер риса (служивших денежным эквивалентом). Таким образом господин замка Суномата стал не просто даймё, а богатым даймё, тогда как Нобунага счел приятным — и полезным? — поселиться прямо напротив него, в Инабаяма, название которой он изменил на Гифу — еще один топоним, позаимствованный из китайской истории: она питала воображение этих феодалов, не обладавших большой культурой, кроме беллетристической или же исторической в той мере, в какой история была лишь переживаемым въяве романом. В Китае Гифу (по-китайски Цифу) был местом, откуда выступил царь «Воин» (У-ван) из древней царской династии Чжоу, который в XI в. до нашей эры отнял у предшествующих суверенов, династии Шан, пришедшей в упадок, бремя «мандата Неба» (понимайте: бразды правления). Для Нобунага аллюзия была ясной: из Гифу он отправится на завоевание Японии и присвоит себе высшую исполнительную власть, в то время как его тылы будет в качестве базы прикрывать замок Киёсу в Овари, колыбель его рода.
