Однако без мысленных оговорок дела не делаются: он открыто сожалел, что дочь его друга Маэда Тосииэ — которую он тоже удочерил — не мужчина; она казалась ему намного достойнее титула кампаку, чем бедный Хидэцугу!
Тем не менее передача должности произошла: традиция, соблюдаемая с эпохи Хэйан в отношении всех высоких постов в правительстве, не считала благом, чтобы одна и та же власть слишком надолго оставалась в одних руках, особенно если она предполагает — что относилось ко всем придворным должностям и особенно кампаку — существенные ритуальные обязанности. Свобода и действенность возможны только в отставке, которую Хидэёси и получил 28 декабря 1591 г., отдав должность кампаку племяннику и приняв титул тайко — «отставного регента», который полагался кампаку, передавшему должность сыну; Хидэёси так прославит эту должность, что, когда говорят о тайко, не уточняя имени, речь идет всегда о нем.
В то же время, как будто он хотел покончить с протокольными обязательствами, прежде чем переходить к новой стадии деятельности, он созвал в Киото простонародье и простых самураев, чтобы как можно скорей завершить проект, о котором он думал многие годы и работы над которым уже сильно продвинулись, — возведение городской стены Киото. Она была задумана по китайским образцам со времен создания дальней столицы, и когда-то, в конце VIII в., был сделан ее эскиз (радзе), но реализован он не был, что давало полную волю воображению Хидэёси. Последний велел возвести глинобитную насыпь (одой) шириной 9 м в основании и высотой 3 м, увенчанную живой изгородью из бамбука и изящно выложенную камнем. Эта постройка имела мало оборонительной ценности, но была очень престижной, и о ее быстром возведении современник рассказывает так:
[С начала 1591 г.] вокруг города начали копать ров и [на насыпанной таким образом земле] посадили бамбук. Больше половины было сделано уже в феврале… Стена имела десять отверстий… если бы появился враг, зазвонил бы колокол; сразу же закрыли бы ворота, и [нападающий] оказался бы заперт [внутри города, где с ним легко покончить].
Наконец, в этот момент Хидэёси решил на время покинуть свой замок Осака — расположенный несомненно слишком далеко от столицы, на его взгляд, — чтобы приблизиться к Киото: уже не к Дзюракутэю, отданному новому кампаку, а к юго-восточной части города, поселившись между Осакой и Киото, в месте, как всегда, имевшем важнейшее стратегическое значение. Однако он задумал лишь скромное жилище: душой он находился на Кюсю, со своим штабом, в замке Нагоя.
Новый замок, расположенный на высоком мысу, но укрытый в полости эстуария (Нагоя-ура), был также защищен со стороны моря островом, находящимся в центре бухты Карацу. При его постройке широко использовались решения, примененные в цитадели Осака, — внушительные рвы, циклопические стены, угловые башни в несколько этажей, характерные для оборонительной системы того времени. Планировка наружных стен, намеренно усложненная, изолировала друг от друга многочисленные камеры для расквартирования армий и помещала потенциального захватчика в опаснейший лабиринт — непостижимый для того, кто не был с ним хорошо знаком, он незаметно вел чужака к изломам коридоров и ловушкам, позволявшим уничтожить штурмовую группу за недолгое время. Ансамбль его оштукатуренных стен и гордых стрельчатых фронтонов под глазированными крышами венчал пятиэтажный донжон на каменном цоколе.
От этого замка грез ныне осталось лишь живописное изображение, несомненно принадлежащее наблюдательной кисти Кано Мицунобу (1565–1608), сына и ученика знаменитого Эйтоку, того самого, которому Нобунага когда-то поручил отделку своего дворца Адзути. На картине есть все: геометрическое плетение внешних стен, изящество башен, ворот, павильонов и кипучая жизнь в цитадели, ненадолго ставшей центром мира, с точки зрения Японии. Китайские и португальские путешественники и послы теснятся там в живописной и совершенно нереалистичной мизансцене — протокол не допускал, чтобы к правителю одновременно направлялось две делегации, проходившие мимо групп пресыщенных и равнодушных самураев, совместно спеша приветствовать повелителя: японским художникам были присущи стремление к комичному и мягкий юмор, и они писали на основе воображения, по памяти, но при этом использовали образы, которые живо и точно запомнили.
Все источает живое очарование, образуя словно отсвет жизни, какой жила Нагоя в те ключевые годы, порой столь трудные для понимания, — 1591–1592. У подножия замка сформировался «нижний город» (дзёкамати), где теснились жилища ремесленников и купцов. В результате цитадели Японии той эпохи не имели чисто военного облика — в них могли успешно сосуществовать два образа жизни: военное искусство, с одной стороны, и тяжелая повседневная работа — с другой; они жили в симбиозе и постоянно оказывали друг другу взаимные услуги, и из этого произрастет процветание доиндустриальной Японии.
Но в Карацу-Нагоя еще активней, чем в других местах, Хидэёси вводит новшества: в самой глубине огороженного пространства он создает ямадзато, «деревню на холме», маленький рай, скрытый за крепостными стенами: покои для приемов, чайные павильоны, легкие галереи, воссоздающие мир блаженства среди военных построек — два островка у подножия большого донжона.
Хидэёси поселился там в апреле 1592 г. Тем не менее он испытывал озабоченность: ни природная красота этих мест, ни море, открытое в мир, ни успех архитектурного замысла, созданного и воплощенного всего за несколько месяцев, не могли его развеселить. В противоположность тому, что бывало раньше, и к его большому удивлению, он с величайшей неохотой покидал столицу, расставался с радостями своего огромного дома, с очаровательной непосредственностью Ёдогими, матери бедного маленького Цурумацу, чье имя, составленное их двух знаков доброго предзнаменования — «аист» и «сосна», — должно было защитить его от всех бед. Его не покидали мучительная печаль, ощущение гибели надежд, образ ребенка, препорученного теперь только Дзидзо — доброму божеству, которое покровительствует ему в ином мире. Чтобы сохранить последнюю связь, Хидэёси заказал маленькую статую своего сына: установленная в Киото, в Мёсиндзи, на корабле с колесиками — возможно, любимой игрушке ребенка, она оставалась единственным отблеском его жизни. И природа тоже отвернулась от несчастного отца — более чем когда-либо он чувствовал усталость; его аппетит стал переменчивым, и настолько, что он никогда не упускал случая пожаловаться на это в письмах, которые регулярно посылал супруге. Более того: его зрение ослабло! Но не к лучшему ли это было? Он не так замечал седые волосы, постепенно покрывавшие голову.
Хуже было то, что ему не желал подчиняться внешний мир. Корейцы прикидывались, что ничего не слышат, и совсем не спешили способствовать прохождению японских войск. Правда, последние выглядели грозно: в целом 150 тысяч человек как минимум было поставлено под командование Кониси Юкинага и Като Киёмаса, а перевозила их огромная флотилия под началом Куки Ёситака и Тодо Такатора; каждая приморская провинция должна была поставить два больших корабля с лена, дающего 10 тысяч коку дохода; города и деревни направляли моряков из расчета десять человек на сто домов. И это не все. Люди и строительные материалы должны были сосредотачиваться в Осаке. Богатым феодалам с годовым доходом более 100 тысяч коку было предлржено построить по три больших корабля и по пять среднего размера. Хидэёси выделил необходимый денежный аванс и позже оплатил из него то, что оставалось.
