Через несколько недель Хидэёси постигла мучительная болезнь, расстройство, вскоре обнаружившее свою природу: дизентерия. Изо дня в день он наблюдал за отчаянными и тщетными усилиями врачей и фармацевтов.
В его мозгу несомненно проносились картины регентства и прежде всего регентства юного Самбоси, внука Нобунага, которого он сам отстранил от власти. Что станется с его сыном? Что может сделать пятилетний ребенок? Дадут ли боги еще пожить отцу — достаточно долго, чтобы дождаться, пока Хидэёри достигнет по крайней мере возраста ношения оружия, пусть в качестве пажа?
Нэнэ трепетала и молилась; она взывала к добрым буддийским божествам и к богам Японии — в июне она организовала торжественный танец в форме молитвы, тот сакральный танец (кагура), ритуал которого сохранил двор. Император велел постоянно читать проповеди во всех храмах Японии. Но болезнь прогрессировала, придавая больному устрашающую худобу, и люди даже удивлялись, что столь тщедушный от природы человек вопреки всему еще жив.
Надо было действовать. Хидэёси собрал много золота, серебра, всевозможных подарков и отправил их императору и его главным вассалам. Пятеро крупнейших даймё Хонсю — их называли пятью старейшинами, тайро — собрались в жилище одного из них, верного Маэда Тосииэ, у подножия замка Фусими. 15 июля они засвидетельствовали верность юному Хидэёри, сформировав при нем регентский совет. Мори Тэрумото даже дал письменное обязательство:
Я буду служить Хидэёри без небрежения, как я служил тайко.
Я ни в чем не нарушу законов и приказов, изданных Хидэёси.
Заботясь об общем благе, я отрекусь от личных раздоров и не стану действовать, исходя из своих частных интересов.
Я не стану примыкать к кликам. Даже если в… раздоры… будут вовлечены мои родичи… Я буду разрешать их без всякой пристрастности, сообразно закону.
Хидэёси счел это добрым знаком и 5 августа обнародовал следующий указ:
Из пяти администраторов (бугё) Мазда Гэнъи и Накацука Масаиэ составят первую стражу. Один из оставшихся троих будет выступать как представитель [Хидэёри] в замке Фусими. Токугава Иэясу будет генеральным представителем [Хидэёри].
Двое администраторов будут выступать в качестве представителей [Хидэёри] в замке Осака.
Когда Хидэёри поселится в замке Осака [который оставался наилучшим со стратегической точки зрения], все полководцы, их жены и дети тоже должны будут приехать туда.
Следует обращение к «пяти старейшинам» — Токугава Иэясу, Маэда Тосииэ, Уэсуги Кагэкацу, Мори Тэрумото и Укита Хидэиэ:
Я призываю вас установить власть Хидэёри. Для моей души нет ничего важнее. Снова и снова я взываю к вам о Хидэёри. Я взываю также к пяти администраторам (бугё), которым дал особые приказы. Сколько боли вызывает у меня это расставание!
К этому, уже длинному, списку регентов и помощников регентов добавлялись еще три человека — Накамура Кадзуудзи, Хорио Ёсихару и Икома Тикамаса, которые должны были действовать как «старшие» (тюро), чтобы улаживать отношения и примирять возможные разногласия между даймё.
Тем временем силы человека истощались:
Я болен, я чувствую себя одиноким, и я оставил свою кисть. Я не ел уже пятнадцать дней, и моя скорбь велика. Вчера я вышел, чтобы рассеяться, в место, где возводят постройки, но моя болезнь лишь ухудшилась, и я чувствую себя все слабее… (Письмо Гомодзи, неизвестной даме. 20 июля 1598 г.)
(Boscaro. Р. 76.)
Это был конец, но мир еще стучался в ворота Фусими — письмо одного священнослужителя, отца Паиша, живо описывает, в каком плачевном состоянии Хидэёси находился в начале августа:
В то время в Фусими прибыл отец Жуан Родригиш вместе с несколькими португальцами, отправленными капитаном корабля с обычными подарками. Тайко, узнав об их приходе, выслал служителя, чтобы принять их и просить отца Родригиша войти, но остальных видеть он не пожелал. Отец подчинился и, прежде чем войти в комнату, где находился тайко, он прошел столько салонов, коридоров, галерей и залов, что по возвращении никогда бы не нашел выхода, если бы его не проводили. Наконец он прибыл на место, где находился тайко, и нашел его лежащим среди фиолетовых подушек, столь слабым, что тот почти утратил всякое сходство с человеком. Велев отцу приблизиться, тот сказал, как счастлив его присутствием, ибо так близок к смерти, что полагает — больше они не увидятся, и поблагодарил за то, что отец пришел его повидать, на сей раз и в прошлые годы. Он преподнес отцу двести мешков риса, японскую одежду и корабль, чтобы ездить туда и сюда [большой черный португальский корабль остался на Кюсю]. Он также приказал преподнести одежды остальным португальцам, пришедшим в Фусими вместе с отцом, а также двести мешков риса для двух фрегатов капитана и еще двести для корабля. Он пожелал также, чтобы отец повидал его сына, которому велел благосклонно принять отца и его португальских спутников, потому что они чужеземцы. Что его сын и сделал, преподнеся каждому шелковую одежду, как и его отец. На следующий день, поскольку предполагалось играть свадьбы между сыновьями и дочерьми «регентов», он попросил отца присутствовать на празднестве. И наконец португальцы отрекомендовались ему, и он их оставил, сказав тысячу любезностей
(Murdoch. Р. 301).
Тем не менее с 10 августа Хидэёси впал в бессознательное состояние, населенное бредом и кошмарами. Но до того он успел сочинить свой последний стих:
Я пришел, как роса,
Я уйду, как роса,
Моя жизнь,
Мое творение в Нанива [Осаке] —
Не более чем сновидение сновидения.
Глава XIII
НЕБЫТИЕ
Хидэёси умер; осталось уладить самое неотложное — вернуть армию из Кореи, как он настоятельно пожелал, прежде чем погрузиться в необратимую кому. В декабре 1598 г. начался отвод войск, который одни одобряли, радуясь, что вовремя выбрались из неприятного положения, другие порицали, считая, что не надо спешить, и надеясь укрепиться на полуострове. Но регенты довольствовались тем, что выполнили желание покойного, а Иэясу, поселившись в замке Фусими, повел себя как монарх.
Могло ли быть иначе? Маловероятно; но, как некогда после смерти Нобунага, озлобление и упреки хлынули бурным потоком. Верные вассалы тайко вменяли в вину Иэясу, что он распоряжается всем по своему усмотрению и хочет оттеснить ребенка, опека над которым на него возложена. Добрый Маэда Тосииэ, первый из противников, в конечном счете согласился с доводами Иэясу; но трое других, Мори Тэрумото, Уэсуги Кагэкацу и Укита Хидэиэ, с большим скандалом удалились в свои провинции, выразив этим свое непризнание позиции, которую они отвергали. Семейство Уэсуги даже оказалось настолько дерзким, что Иэясу пошел на него в наступление и покинул Фусими во главе своей армии.
