Эта история, рождественская сказка, несомненно может быть отражением вполне реальной проблемы. Почему подросток, отец и отчим которого с перерывами, но неизменно служили роду Ода, не пошел семейным путем? Почему семья, столь желавшая его сплавить, не отдала его в пехоту, в которой так нуждались военные вожди того времени? Почему Токитиро должен был искать занятие в ста пятидесяти километрах к востоку от родной деревни?
Физическая слабость? Неуживчивость? Страх перед коллективной ответственностью, которую семья не хотела брать на себя? Факт есть факт: Токитиро стал служить Юкицуна, и Юкицуна был доволен новобранцем. Когда последний достиг пятнадцати лет, что для сына воина было возрастом совершеннолетия, Юкицуна как хороший господин провел церемонию посвящения (гэмбуку) в молодые воины: в этот торжественный день Токитиро выбрили лоб, сеньор присвоил ему мужское имя — он стал Токити — и вручил ему меч.
Тогда Токити познакомился с жизнью пажей и оруженосцев, включавшую освоение разных боевых приемов, участие в сражениях, которые ведет господин, — хотя последний не хотел брать его в бой, считая недостаточно подготовленным, — закалку морального духа и умение выносить абсолютное одиночество; внутри самой группы ему подобных у него появились соперники, которые все сильней озлоблялись и осыпали его ударами «ниже пояса», с удовольствием попрекая низким происхождением и милостью господина. Подумаешь! Чтобы повергнуть свирепого сироту, этого было мало. Он не просто любил сражения — он даже открыл для себя темное наслаждение некоего кровавого безумия.
Вполне можно себе представить, что он не только внезапно сразил, но и собственными руками обезглавил важную персону — главу одной провинции на Кюсю (Хюгано ками), в результате чего сражение обернулось в пользу его господина и в еще большей мере — их общих суверенов, рода Имагава.
Безумный поступок маленького пятнадцатилетнего пехотинца ошеломил всех. Воюющие стороны, силы которых сравнялись, воспользовались предлогом и спешно заключили перемирие под эгидой великого и знаменитого Такэда Сингэна (1521–1573), которому позже предстояло стать соперником и заклятым противником второго и главного господина Хидэёси — Ода Нобунага. Нити исключительной судьбы как будто сплетались нарочно. Но нельзя не признать: если личность Токити выходила за рамки обычного, то и японское общество того времени поощряло и даже стимулировало появление таких незаурядных индивидуальностей.
Юкицуна хотел бы навсегда привязать молодого героя к себе. Он подумывал о том, чтобы сделать его своим зятем, — обычно это был самый простой способ ввести бедного юношу в богатую семью. Но сколь бы скромным ни было такое положение слегка презираемого сына, оно вызывало зависть других вассалов. Поэтому Юкицуна предпочел женить Токити на дочери одного из своих приверженцев, что было менее вопиющим мезальянсом. Это решение было разумным, но оно не учло доводов сердца: молодая женщина выказала непреодолимое отвращение к такому супругу, лишенному красоты и родовитости; первый же отъезд в деревню она использовала для того, чтобы потребовать развода, сославшись на то, что по натуре неспособна примириться с одиночеством — страшной участью жен самураев. Уязвленный Токити расторг этот союз простейшим образом, принятым в то время, — составив письмо в «три с половиной строки» (микударихан), возвращающее жене свободу или, точнее, возвращающее ее в ее семью безо всякого процесса (военное общество сурово к женщинам: японки, юридически или психологически господствовавшие при дворе в эпоху Нара и в начале периода Хэйан, пришедшегося на VIII–IX вв., тогда начинали понимать это на горьком опыте).
Это было разочарованием и для Токити. Ни явный личный талант, ни официальное покровительство уважаемого господина не могли изменить вкусов и правил спесивого общества; лишь два чувства помогали управлять миром — страх и боровшийся с ним соблазн выгоды, две движущих силы, которые благородный Юкицуна гордо игнорировал. В душе Токити уже вернулся на свой путь исканий.
К счастью для него, не замедлил представиться предлог для скорого ухода: Юкицуна хотел приобрести новый доспех, одну из тех новых облегающих кирас (домару), какие носил Ода Нобунага и о которых давно настойчиво говорил Токити, несомненно не без задних мыслей. Игра удалась — Токити отправился в Овари, родную землю, со значительными денежными средствами, которые ему доверил Юкицуна. Шли дни, и путешествие подошло к концу. Молодой человек поспешил к матери, передал ей часть денег, отданных ему сеньором для ценной покупки, а потом, тоже без зазрения совести, потратил остальное, чтобы приобрести лично себе вооружение на свой вкус. Жребий был брошен: сжигая все мосты, соединявшие его с далеким Тотоми, и оправдывая для себя заведомую нечестность желанием совершенствоваться на трудном пути рыцарства, он отправился в поиск другого сюзерена, более могущественного и более амбициозного, чем такой благосклонный, но настолько провинциальный Юкицуна.
Похоже, этим временем надо датировать и возвращение Токити в семью. Его отчим, когда-то пытавшийся отправить его подальше, теперь посоветовал ему явиться к господам Ода, которым прежде служил он сам и отец молодого человека. «Отпрыска» наконец было можно представить? Что думать об отчиме, не побуждавшем пасынка вернуться к господину и благодетелю? Это поведение не рыцаря, а хитрого крестьянина, слишком озабоченного своей кубышкой, чтобы слушать иные песни, хоть бы и героические. Итак, тот идет к господам Ода, в первую очередь к тогдашнему главе клана — Нобунага, сыну того господина, которому служил Киносита. В отличие от многих других баронов он был известен тем, что брал к себе на службу выходцев из других мест, не столько интересуясь их происхождением, сколько полагаясь на свое превосходное умение разбираться в людях. Однако дело осложнялось тем, что к нему надо было приблизиться, то есть преодолеть многочисленные преграды и препятствия, возведенные его телохранителями и советниками, неизменно осторожными и недоверчивыми. На самом деле трудности такого рода никогда по-настоящему не останавливали Токити, ничего так не любившего, как хитрые уловки, переодевания и театр, — его придворные кое-что узнают об этом, когда через годы он их обяжет сыграть и станцевать вместе с ним весь репертуар театра, который рыцари любили больше всего, театра но.
Поэтому, чтобы приблизиться к Нобунага, Токити придумал ход, который в другие времена и в другом месте был бы шутовским. Он воспользовался большой охотой, учениями кавалеристов, чтобы его притащили к Нобунага в качестве не слишком лестном — как шпиона. Действительно, шпионаж по многим причинам был одним из тяжких недугов феодальных дворов той эпохи. Токити, владевший искусством психологической манипуляции, пошел на риск, и замысел удался, Нобунага оценил обман и согласился взять молодого человека с испытательным сроком — не без того, чтобы посмеяться над его странной внешностью: наполовину из насмешки, наполовину из симпатии он дал ему фамильярное и непочтительное прозвище сару, «обезьяна», а потом и новое личное имя, Котику (мы для удобства пока что будем по-прежнему звать его Токити). Шел 1558 год; герою было двадцать три года, и его поступление на службу к Нобунага знаменовало его дебют в большой истории Японии. Для историка это также начало менее туманной хронологии и начало повествования, которое легче привязать к известным фактам, хотя больше не на что опереться до 1570 г., когда были написаны первые (сохранившиеся) из его писем и появилось несколько упоминаний о нем в архивах Нобунага. Через семь лет, в 1577 г., документы станут еще красноречивее — личный секретарь Токити с энтузиазмом примется за его биографию; но мечты секретаря и измышления Токити отнюдь не прояснят ситуацию — напротив!
