Пока Маргарита управляла политической судьбой Нидерландов, страна постепенно начала выправляться. При ней начался подъем торговли и ремесел, стремительно развивалось судоходство, благосостояние населения росло. Маргарита, справедливая и мудрая женщина, во многих трудных ситуациях давала отцу важные советы.
Когда Максимилиан умер в 1519 г. и его внук Карл, уже коронованный в Испании, предъявил притязания на немецкий престол, именно Маргарита использовала все легальные и нелегальные средства, стремясь заполучить для племянника королевскую корону. Взятки, раздаваемые ею в империи, в конце концов превысили сумму, на которую мог раскошелиться французский король Франциск I. Годы спустя, когда Карл узнал, чем он ей обязан, он провозгласил тетку «первой дамой империи». Маргарита еще успела дожить до состоявшейся в Болонье коронации любимого племянника императором Священной Римской империи. Немного позже, осенью 1530 г., она умерла.
Милан — вечное яблоко раздора
Вторая супруга Максимилиана, Бианка Мария, привлекла его не только богатым приданым. За ней стоял Лудовико Моро, а также богатый город Милан, и Максимилиан стремился любым способом взять его под свое правление. И он даже знал, каким именно. Наградив Моро столь желанным для того герцогским титулом, Максимилиан покровительствовал, правда, лишь до того момента, пока у Лудовико не возник серьезный конфликт с французским королем. Моро вел весьма сомнительную, непоследовательную политику, которая ничем хорошим для него кончиться не могла. Поначалу он ориентировался на Габсбургов, но почти в то же время обеспечил французам свободный проход через северную Италию и Милан для беспрепятственного продвижения на Неаполь.
Молодой французский король Карл VIII, видимо, заболел манией величия после успеха в Бретани. Он ввязался в новую авантюру, казавшуюся совершенно абсурдной, и возжелал стать королем Неаполя и обеих Сицилий. Демонстрируя подобное намерение всему миру, он провозгласил себя королем этих стран, еще и не ступив на их землю, и сослался при этом на некий тайный договор о наследовании. Когда король Неаполя, Ферранте, умер в 1494 г., путь к его трону казался свободным Карлу VIII, к тому же Лудовико Моро укрепил его намерения отважиться на такой шаг. Какими мотивами в действительности руководствовался Лудовико, теперь трудно понять. Приветствуемый Лудовико, Карл VIII с мощным войском вошел в Северную Италию. Но солдатня не всегда видит разницу между другом и врагом, и уже очень скоро нападение французов стало рассматриваться всеми как враждебный акт. Карлу не удалось удержать войско в повиновении, и весть о кровавых расправах в отдельных городах, например в Рапалло, распространилась повсюду со скоростью ветра.
Максимилиану вначале пришлось издалека безучастно наблюдать за событиями, для него не представлялось возможным раздобыть необходимые деньги и собрать войско против французов. Он лишь попусту тратил время, созывая один рейхстаг за другим. Князья империи упорно отказывались давать деньги на военные нужды: вечная вражда с французским королем нимало их не интересовала. С каждого рейхстага Максимилиан уходил ни с чем и наконец решил искать источник средств в другом месте. Так как богатое приданое Бианки Марии он уже давно потратил, поддержка Фуггеров пришлась как нельзя кстати. Для выхода из политической изоляции Максимилиан решил добиться создания союза против Франции. В марте 1495 г. он заключил с Венецией, Испанией и папой такой союз, Священную Лигу, причем удивительно, как удалось Максимилиану договориться с Венецией — противоречия между венецианскими дожами и империей с давнего времени казались непреодолимыми. Венеция добилась ведущей роли торгового города на Адриатическом побережье и приграничном Средиземноморье и пыталась аннексировать принадлежавшие Габсбургам города. Вызванное этим недовольство Максимилиана наверняка привело бы к серьезным последствиям, если бы в Италии не возникла крайне опасная ситуация из-за военных действий французов.
Политическая обстановка на Апеннинском полуострове уже давно являлась крайне запутанной. В предшествующие столетия отдельные города приобрели сильное влияние: образовались города-государства, каждое из которых заботилось лишь о собственном благополучии и не думало и вспоминать о том, что Италия когда-то была частью Священной Римской империи. Некоторые города, занимавшиеся международной торговлей, нажили несметные богатства, их торговые дома кредитовали не только войска, но даже князей и пап. Кроме того, папство в Риме открыло дополнительный источник дохода — продажу индульгенций. Мощным потоком деньги из всех христианских стран потекли в Вечный город, где исчезали в частной казне наместника Христова на земле.
Карл VIII использовал себе во благо сию неоднозначную ситуацию, а также профранцузскую позицию города Флоренции, видевшего после смерти Лоренцо Великолепного из дома Медичи, в невзрачном французском короле избавителя от разгула разврата, охватившего мир. Почти в эйфорическом состоянии они открыли ворота французам, не представляя себе, какие бесчинства учинит солдатня в ближайшие дни и недели. Стремясь предотвратить дальнейшее опустошение, Флоренция в конце концов выразила намерение заплатить 120 000 дукатов.
Войско, с которым Карл VIII шел по Италии, представляло собой пеструю, разношерстную толпу, собравшую солдат из разных стран, рисковавших своей жизнью не за родную страну, а исключительно за добычу. Даже получая достаточно жалованья, они выполняли свое ремесло, никогда при этом не упуская возможности разжиться и при помощи собственных кулаков. Для наемников безразлично, кого грабить — друга или врага. Особенно опасными они становились, когда полководец не мог платить жалованье, а это постоянно случалось с Максимилианом. В таком случае они без всяких церемоний покидали войско и за одну ночь могли перейти на сторону противника. Деньги — единственное, ради чего ландскнехты занимались военным ремеслом.
Как гром среди ясного неба французы напали на Италию и, не встречая сопротивления, устремились на юг. Когда французские войска подошли к воротам Рима, положение неаполитанцев и южных итальянцев, заключивших с папой союз против французов, стало весьма затруднительным, поэтому голоса за сдачу города французскому королю и его войскам без боя становились все громче. Папа Александр Борджиа тоже не мог противиться этим требованиям, ведь его постигло личное несчастье: прекрасная белокурая метресса, Джулия Фарнезе, попала в руки французов. Александр VI сделал все возможное для освобождения своей возлюбленной, и Карл VIII, изображавший перед папой крайнее смирение, исполнил его просьбу. При встрече в садах Ватикана он, победитель, пал перед папой на колени со словами: «Я пришел, ваше святейшество, дабы выказать вам послушание и благоговение, как привыкли поступать мои предшественники, французские короли». Карл VIII хорошо знал, что делает, надеясь настроить непостоянного папу короновать императором не Максимилиана, а его — потомка Карла Великого, считая его примером для себя и французом по крови.
Почтительное поведение Карла устраняло также опасность разоблачения, нависшую над семейством Борджиа, чей безнравственный образ жизни осуждался в Европе, а Максимилиан даже требовал созыва собора. Александр VI увидел в Карле VIII более лояльного союзника, чем немецкий король, более достойный короноваться в Риме. Но папа опасался приезда немецкого короля: его гнусный образ жизни мог стать известным всему миру, а ему приходилось учитывать последствия реакции со стороны церковников, придерживавшихся моральных норм. Поэтому Александру казалось намного целесообразнее пойти на мировую с французским королем, заключив с ним договор: Он согласился на все условия, поставленные Карлом VIII, и, кроме того, гарантировал французам совместную поездку с турецким принцем, находившимся в Риме в качестве посла. Он стал жертвой Цезаря Борджиа, что было крайне неприятно для Карла VIII, но он надеялся через принца установить контакт с султаном.
