Но Максимилиан не мог продолжительное время заниматься мистическими делами: политическая реальность быстро возвращала его к действительности. Рулетка мировой политики опять начала вращаться, и шарик остановился в положении, неблагоприятном для германского короля. Франция недвусмысленно протянула щупальца в сторону Милана, и Лудовико Моро ощутил угрозу своей жизни. Максимилиан не смог прийти к нему на помощь, и Людовик XII взял его в плен и вместе с захваченными сокровищами увез во Францию. Не встретив ни малейшего сопротивления, французский король оккупировал Миланское герцогство. Протест германского государя вызвал лишь усталую улыбку у короля, привыкшего побеждать. Что значила для него ленная зависимость от Максимилиана!
Положение германского короля значительно ухудшилось и внутри собственного государства. Хорошо еще, его не полностью отстранили от власти на рейхстаге в Аусбурге. Все признаки предвещали бурю со стороны имперских князей, и, поскольку французский король открыто начал переговоры с европейскими государствами, каждому стало понятно, против кого будут направлены эти соглашения, а Максимилиану поневоле пришлось задуматься о возможности примирения с Францией, если он не хотел потерять окончательно не только власть в государстве, но и положение в Европе.
Максимилиан ясно оценивал ситуацию, на которую постоянно указывали и его сын Филипп, и его советчик Крой фон Шивре, но он с трудом пересиливал себя. Слишком долго и ожесточенно он воевал против французского короля. Даже когда Людовик XII вел себя самым благороднейшим образом, как истинный кавалер эпохи Ренессанса, а не какой-нибудь вояка, и тогда Максимилиан мог предвидеть, как будут выполняться данные французом обещания. Людовик казался Максимилиану волком в овечьей шкуре, и, видимо, он не ошибался: французский король легко отменял все свои торжественные обещания, если ему это было выгодно.
После длительных переговоров 22 сентября 1504 г. в Блуа все-таки удалось заключить договор о мире и дружбе, предусматривавший, кроме наделения Людовика миланским леном, и помолвку Карла и Клаудии. Карл, внук Максимилиана, пребывал в то время еще во младенчестве, а дочь Людовика XII едва выбралась из пеленок.
Странно, что уверенный в себе французский король вообще выразил готовность вести переговоры о мире, ведь положение Максимилиана являлось крайне затруднительным и Людовику ничего не стоило бы нанести германскому королю еще больше вреда. Но в некоторых ситуациях удача сопутствовала Максимилиану. Людовик с честным выражением лица заявил об отказе от подстрекательств немецких князей против Максимилиана; далее, он гарантировал наследование Габсбургов вБогемии, Венгрии и Испании и обещал вступить в «вечный союз» с империей. Красивые слова, которым Людовик ни в коем случае не собирался следовать: в скором времени они превратились в пустой звук.»
Государственная реформа
Все, в чем нуждался Максимилиан в последующие годы, — спокойствие в кризисных областях: он не мог себе больше позволить катиться от одной неудачи к другой. Имперские князья повсеместно и нет доверчиво следили за каждым его шагом. Все они уже давно объединились в стремлении воспрепятствовать Максимилиану нанести решающий удар в ближайшие годы. Бертольд фон Майнц, ненавидимый. Максимилианом имперский канцлер, являвшийся «главной причиной всех зол», по выражению императора, сам хотевший, сбросив короля, править государством, сумел путем тщательных мелких ухищрений перетянуть на свою сторону самых влиятельных из людей Максимилиана. Когда король оказался покинутым почти всеми и остался без всякой надежды на помощь, он обрушил бессильную ярость на канцлера, выкрикивая самые дикие угрозы: «…он еще оборвет крылья этому любителю поучать других; охотнее всего он его бы…» Дальнейшее каждый может себе представить в виде однозначного жеста, наглядно продемонстрированного Максимилианом. Хотя влияние канцлера являлось для Максимилиана совершенно очевидным, он ничего не мог поделать, с этим: у него были- связаны руки, его власть уже давно превратилась в ничто и он зависел от милости или поругания; немецких князей. Иностранные дипломаты, встречавшиеся с ним, воспринимали ситуацию, в которой оказался король, так же удрученно, как и он сам. С болью в сердце он понял, что настоящих друзей, не покинувших его, можно пересчитать по пальцам одной руки.
Рейхстаг 1495 г. в Вормсе состоялся в крайне неблагоприятный для Максимилиана момент.; Король не намеревался вести споры по поводу запланированной реформы. Он настоятельно нуждался лишь в финансовой поддержке со стороны имперских князей в его войне против французского короля в Италии. Требования короля натолкнулись на полное непонимание, и все благодаря умелым уловкам его злейшего врага, Бертольда фон Майнца, мастерски сумевшего затянуть переговоры настолько, что повторная военная операция в Италии из-за наступившего времени года стала бесперспективной. Максимилиан, знавший об интригах и до глубины души возмущенный действиями Бертольда, публично обвинил канцлера в предательстве. Князья, разумеется, с выгодой для себя использовали сложное положение Максимилиана. Они уже давно стремились к созданию имперского правления, состоящего из князей. Теперь для этого, казалось, наступил подходящий момент. Максимилиана просто отстранили от ведения всех важных переговоров, и король только из вторых рук узнавал о происходящем за его спиной. Но он не желал униженно стоять перед комнатой заседаний — такого и бургомистр не выдержал бы! Максимилиан не собирался терпеть над собой никакого президента и «позволить связывать себя по рукам и ногам, повесив на гвоздь», как некогда короля Гунтера в его брачную ночь в «Песни о Нибелунгах».
Обсуждения государственной реформы проходили до лета 1495 г., причем важнейшими пунктами, как и раньше, являлись всеобщий мир, создание имперского суда, всеобщая оборона страны и государственные налоги. Казалось, всеобщий мир в стране служит интересам всех участвующих сторон. Но многие горячие головы из князей боялись не суметь справиться с управлением своими владениями без традиционного кулачного права. Пройдет много времени, прежде чем они смогут договориться. Хотя Максимилиан ничего не имел против мира, его главным интересом оставались государственные пошлины; здесь, по его словам, речь шла «о рубахе», в остальных же вещах — «о сюртуке». Бессильно он наблюдал, как из обещанных ему четырех миллионов остается сумма в 250 000 гульденов, причем сословия требовали контроля над расходами.
В августе наконец приняли главные законы о реформе, но при этом лишь осторожно начали приближаться к спорным пунктам. До самого последнего момента переговоров Максимилиан пытался провести свои идеи, но в конце концов с тяжелым сердцем ему пришлось довольствоваться компромиссом. В числе прочих половинчатых решений, принятых в Вормсе, оказалось и учреждение имперского суда, открывавшее новые перспективы и ставшее вехой для будущего немецкого правоведения. Судебному произволу князей наконец противопоставили официальный институт, где вершить право предстояло нейтральным, компетентным, профессионально образованным людям. Но лишь спустя какое-то время князья смогли решиться отказаться от исконных прав, ведь большинство служащих суда зависели от своих кормильцев, каковыми, как и прежде, являлись дворяне. Поэтому они не могли судить объективно. Реформой предусматривалось производить оплату судей из имперских налогов: тогда они получали возможность служить, не завися от своих суверенов. Но поскольку сбор налогов оказался делом совершенно невозможным, судьи тщетно ждали выплаты жалованья. И еще долгое время судьи по-прежнему оставались лишь пособниками «суда прихлебателей», действующего согласно девизу: «Чей хлеб я ем, тому и песни пою, тому и право даю…».
