Отслужив мессу для шести тысяч монахинь, названных им «живым свидетельством… человечности, [которому] нет цены», Иоанн Павел принял участие в пленарной ассамблее польского епископата, состоявшейся в Ясногурском монастыре. На этом форуме перед Папой был поставлен непростой вопрос. За четыре дня он проявил себя как выразитель дум и чаяний всего польского народа, о чем недвусмысленно свидетельствует реакция на его выступления со стороны широких масс. Однако менее чем через неделю понтифик покидает Польшу, а 78 остающимся на родине епископам, в том числе кардиналу Вышыньскому, предстоит нести тяжелое бремя — ежедневно защищать ту свободу, которую он создал. Продолжая выступать от имени Польши, не ставит ли Папа под удар своих братьев-епископов и Примаса? Имеет ли он на это право в момент, который является чрезвычайно ответственным и эмоциональным для него и для его бывших коллег?
Отвечая на эти нелегкие вопросы, Иоанн Павел подтвердил глубокую приверженность стратегии, на которой в течение более 30 лет настаивал Вышыньский. Свое официальное выступление понтифик начал с того, что заметил:
— Качество, особенно характерное для конференции польских епископов, — единство, источник духовной силы.
Это единство позволило обществу «справедливо и заслуженно» доверять Церкви и польскому епископату. Воплощением же этого единства и этого доверия является Примас. Сегодня Папа как глава Римско-Католической Церкви хотел бы повторить своим братьям — польским епископам то, что уже говорил польским паломникам в Риме и польским властям в Варшаве: кардинал Стефан Вышыньский — это «человек, ниспосланный самим Провидением для нашей Церкви и Родины».
Работа в качестве епископа, продолжал Иоанн Павел, «позволила мне детально изучить проблемы современной церкви в их универсальном измерении». Кое-кто склонен считать положение в Польше исключением из общего правила; он же видит в нем отражение общего кризиса современности. Вместе с тем в Польше конца XX в. есть и нечто уникальное. В ответ на острейший кризис гуманизма страна укрепила свою христианскую веру, и этот урок резонансом откликнулся далеко за пределами польских границ.
Во времена прежних кризисов польские иерархи поддерживали, а порой и спасали польскую нацию — факт, который трудно осознать современным противникам церковной иерархии. Для поляков же «это просто часть подлинной истории их родины», и именно об этой истине он, Папа, хотел бы напомнить людям. Как написано в его последнем стихотворении, подтверждением этой истины служат не споры, а кровь, «наследие святых мучеников, епископов Войцеха [Адальберта] и Станислава».
Иоанн Павел напомнил собравшимся, что согласно принятой на Втором Ватиканском Соборе «Догматической конституции о Церкви» иерархи являются слугами Церкви, осуществляющими ее миссию. Отношения Церкви и государства в Польше должны восприниматься именно в этом евангелическом контексте. «Нормальной» в понимании Иоанна Павла II как одного из участников Собора следует считать общественную ситуацию, описанную в принятой на Втором Ватиканском Соборе «Декларации о религиозной свободе», положения которой, не без ехидства добавил понтифик, «полностью совпадают с принципами, заложенными в основополагающих государственных и международных документах, в том числе и в Конституции Польской Народной Республики». Речь идет о свободном праве гражданина при выборе вероисповедания руководствоваться требованиями своей совести, свободном праве Церкви выполнять свою евангелическую миссию, а также свободном праве отдельных верующих и Церкви в целом служить общественным интересам. Только этого просит Церковь — не больше, но и не меньше. Своей просьбой она напоминает государству, что существует для служения обществу, а не наоборот.
Жизнь святого Станислава, его проповедническая деятельность и мученическая смерть в результате столкновения с деспотичной государственной властью сделали достоянием польской истории и культуры великую истину, продолжал Иоанн Павел: законы, провозглашаемые государством, должны подчиняться моральному закону, предписанному Богом для природы и людских сердец. Моральный закон «накладывает обязательства на всех — правителей и их подданных». Только осознав этот моральный закон, можно преодолеть кризис современности. Только в этом случае «достоинство человеческой личности будет уважаться повсеместно».
Годовщина смерти святого Станислава, сказал понтифик в заключение, дает полякам повод поразмыслить о себе и своей стране «в европейском контексте». Можно с полным основанием говорить о «Западной Европе» и «Восточной Европе», но не следует разделять их «железным занавесом». «Несмотря на разные традиции, существующие в западной и восточной частях Европы, и там и здесь живет христианство, берущее начало от одного и того же Христа, принимающее одно и то же Слово Божие и связанное с одними и теми же 12 апостолами». Именно эта «духовная генеалогия» делает Европу Европой. Единство польского епископата, давно служащего нации и ее единству, теперь должно быть поставлено на службу еще более ответственным целям, ибо «христианство обязано вновь посвятить себя формированию духовного единства Европы. Одних экономических и политических мотивов недостаточно, чтобы решить эту задачу. Мы должны пойти глубже: обратиться к этическим мотивам».
В тот же день вечером Иоанн Павел рассуждал о единстве, достигаемом через примирение народов, на мессе, которую он отслужил для миллиона паломников из Нижней Силезии. Однако для варшавских и московских властей выступление Папы, в котором религиозная свобода и национальная целостность Польши связывались с европейским единством, означало только одно. Даже не упоминая слова «Ялта», Иоанн Павел II от своего имени и от имени Церкви выступил против послевоенного раздела Европы. Стало ясно, что этот человек представляет угрозу всему коммунистическому строю прежде всего потому, что использует оружие, в отношении которого коммунисты особенно уязвимы.
Навязшие в зубах лозунги «Партия для народа» по-прежнему украшали здания по всей стране. И лишь к одному из них кто-то тайком приписал:…а народ для Папы».
6—10 ИЮНЯ: КРАКОВ
6 июня, в последний день своего пребывания в Ченстохове, Иоанн Павел отслужил мессу для семинаристов и послушников религиозных орденов, встретился с тысячами священников и орденских братьев, напомнив им о польских священнослужителях, замученных в концентрационных лагерях во время Второй мировой войны, и отслужил еще одну мессу для сотен тысяч шахтеров и рабочих Верхней Силезии. Стоя на той же монастырской стене, откуда три века назад приор Кордецкий бросил вызов вторгшимся в страну шведам, Иоанн Павел видел перед собой широкую панораму Ченстоховы и ее окрестностей, в том числе сталелитейный завод имени Болеслава Берута и окружающие его шахты Силезского угольного бассейна. Шахтерам не дали выходного, но они все равно пришли, одетые в традиционные — черные с золотыми пуговицами — сюртуки, принадлежность их профессии, и черные шляпы, украшенные белым пером. В своей проповеди Папа призвал рабочих всегда помнить слова поэта Норвида («Труд существует… для возрождения») и не дать «соблазнить себя утверждением, будто человек может полностью раскрыться, отрицая Господа, исключив молитву из своей жизни и сосредоточившись только на работе, тем самым поддаваясь иллюзии, будто плоды его труда могут удовлетворить все потребности человеческого сердца. «Не хлебом одним будет жить человек» (Мф. 44)».
