Вот что, по мнению Иоанна Павла, означает «творение», а это, в свою очередь, позволяет нам понять нечто важное о Боге-творце. Мужчины и женщины являются подобием Божиим не только благодаря интеллекту и свободной воле, но прежде всего потому, что «с самого начала мужчина и женщина образуют некое единство… Человек становится подобием Божиим… в момент единения». Стремление отдать себя и получить другого, которое символизируют слова, сказанные Адамом о Еве: «плоть от плоти моей», является основой человечества. «С самого начала» оно несет в себе благословенную способность плодородия, еще одно доказательство того, что человек является подобием Божиим, поскольку воспроизведение рода повторяет загадку сотворения мира.
Итак, «с самого начала» сотворение нас в качестве людей, имеющих тело, и в качестве мужчин и женщин есть священная реальность, символ жизни Бога. Тело делает видимым невидимое, духовное и божественное. В «Книге Бытия» мы встречаемся с необычной стороной обыденного, на этот раз через нашу телесность и сексуальность.
Но если сексуальность придана нам «изначально», почему Адам и Ева устыдились своей наготы? Иоанн Павел предполагал, что «изначальная нагота» наряду с «изначальным одиночеством» и «изначальным единством» являются тремя частями загадки, кем же мы были «с самого начала». «Стыд» — это, по сути своей, страх, который мы испытываем перед человеком, когда начинаем воспринимать его как объект. Адам и Ева не стыдились своей наготы, пока жили общностью самоотдачи, связанные, по существу, брачными отношениями, выраженными их телесным воплощением в качестве мужчины и женщины. Они не испытывали стыда, когда свободно отдавали себя. «Первородный грех», нарушая присущий нам закон дарения, заставляет превращать другого человека в объект, в вещь, которую можно использовать. Это действительно грех, и не только потому, что Бог однозначно провозглашает его таковым, но и потому, что подобные действия идут вразрез с истиной человеческого существования, запечатленной в нас как в мужчинах и женщинах.
Если внимательно вчитаться в историю сотворения мира, изложенную в «Книге Бытия», то становится ясно, что процветание человечества зависит от самоотдачи, а не от самоутверждения. Взаимная самоотдача в плотской любви, возможность которой определяется нашим телесным воплощением в качестве мужчин и женщин, есть символ этой великой моральной истины.
«БЛАЖЕННЫ ЧИСТЫЕ СЕРДЦЕМ»
Второй цикл своих общих аудиенций Иоанн Павел начал еще одним эпизодом из Евангелия. Во время Нагорной проповеди Иисус, излагая моральные основы блаженной жизни — жизни, предполагающей «чистоту сердца», — говорит: «Вы слышали, что сказано древним: «не прелюбодействуй». А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем» (Мф. 5.27–28). В течение веков эти слова воспринимались как труднодостижимый или вовсе недостижимый идеал. Однако для Иоанна Павла они в такой же мере являются «ключом» к пониманию теологии тела, как и напоминание Христа о том, что мы были сотворены мужчинами и женщинами «в начале».
Грех, развивал свою мысль понтифик, входя в мир, искажает истинную самоотдачу, продиктованную любовью. Когда самоотдача воспринимается как ограничение, а не как высшее проявление любви, любовь превращается в вожделение, и образ сотворенного добра (и самого Творца), «изначально» воплощенный в плотской любви, разрушается. Люди теряют свою «изначальную уверенность» в том, что мир добр и что мы можем жить в нем в единении с другими. Различие между мужчиной и женщиной, некогда служившее источником этого единения, становится причиной конфронтации. «Мир» превращается в место страха и тяжкого труда, разрывая прежнюю взаимосвязь между творением и Творцом. Человеческое сердце становится ареной борьбы между любовью и вожделением, между самообладанием и самоутверждением, между свободой отдавать и свободой брать — борьбы, от которой чаще всего страдает женщина, уточнял Иоанн Павел. Возвращаясь к «Книге Бытия», можно сказать, что все вышеизложенное происходит в результате уступки сатанинскому соблазну переосмыслить суть человечества, заложенную в нас как в мужчинах и женщинах. При таком понимании библейского текста «змий» в «Книге Бытия» предстает главным и наиболее опасным проводником идей ложного гуманизма.
Слова Христа о том, что можно «прелюбодействовать в сердце», теперь становятся яснее. Вожделение, по мнению Папы, является полной противоположностью подлинному влечению. Испытывая подлинное влечение, человек стремится делать добро другому, отдавая ему всего себя; когда он охвачен вожделением, он ищет лишь преходящего удовольствия, используя другого, порой весьма цинично. Женщина, на которую мужчина взирает с вожделением, перестает быть личностью и превращается в объект, а секс в этом случае сводится к низменной цели удовлетворить «желание». «Прелюбодействовать в сердце» можно, и состоя в браке. Когда объектом вожделения мужчины становится другая женщина, а не его жена, нарушается единение двух людей, а несчастная жена превращается в объект.
Предположение о возможности прелюбодеяния в браке вызвало бурю в мировых средствах массовой информации, которая нисколько не улеглась после того, как в ватиканской газете «Оссерваторе Романо» была напечатана язвительная статья, где утверждалось, что хулители Папы просто не обладают «достаточной культурой», чтобы понять, что имел в виду Иоанн Павел. В действительности рассуждение о возможности прелюбодеяния в браке перекликалось с широко известными взглядами феминисток и было явно навеяно теологией тела, над которой Папа работал не один год. Всякому, кто на основании этого рассуждения поспешил объявить Иоанна Павла II сторонником манихейства
[103], которое считает половую жизнь отвратительной и греховной, пришлось бы признать, что понтифик выбрал весьма своеобразную форму для выражения своих комплексов. Тем же, кто всерьез воспринял постулат о том, что секс в браке является символом внутренней жизни Бога, поскольку выражает единение двух людей, вышеприведенное утверждение представлялось вполне логичным.
Сексуальная этика христианства, продолжал Иоанн Павел, избавляет сексуальность от опасности угодить в ловушку вожделения. Она не только не запрещает эрос, но, напротив, придает ему «полноту и зрелость», при которой «извечное влечение» полов воплощается во взаимной самоотдаче и взаимном уважении достоинства партнера. «Новая этика», нашедшая отражение в Нагорной проповеди и в учении Христа о блаженстве «чистых сердцем», — это этика «искупления тела», новое историческое осознание самоотдачи как истины о человеке, существующей «с самого начала».
Эта этика не изгоняет желание — скорее она пытается направить его в нужное русло, чтобы наши желания воплощались как должно — через единение людей, являющихся подобием Бога. «Чистота сердца» — это талант, добродетель, способность обратить желание в стремление к самовыражению «в святости и чести». Плотская любовь, соединенная с «чистотой сердца», приводит к святости, которой завершается единение двух людей. Понтифик предполагал, что христиане имеют особые причины для восприятия сексуальности именно таким образом, поскольку человеческое тело послужило сосудом, благодаря которому Бог стал человеком, а Христос искупил грехи мира.
