Созданные мужчинами и женщинами, мы наделены благородством и достоинством, потому что самоотдача мужчины и женщины в плотской любви есть зримое воплощение внутренней моральной «структуры» человеческой личности. Псевдогуманистические теории представляют человека бесконечно податливым и уступчивым. Подлинный же гуманизм, как и подлинная свобода, признает, что, поскольку некие истины даны человеку изначально, его процветание зависит от их осознания. К ним, утверждал Иоанн Павел, относится и сексуальность.
«ТЕОЛОГИЯ БРАКА И БЕЗБРАЧИЯ»
В Евангелии от Марка говорится, что саддукеи, отрицая воскресение и намеренно пытаясь довести этот вопрос до абсурда, однажды пришли к Иисусу и рассказали о таком случае: было семь братьев. Первый взял жену и, умирая, не оставил детей, затем ее же взял второй, третий, и так все семеро. После них умерла и жена. «Итак в воскресении, — спрашивали саддукеи, — когда воскреснут, которого из них будет она женою? ибо семеро имели ее женою. Иисус сказал им в ответ:…когда из мертвых воскреснут, тогда не будут ни жениться, ни замуж выходить, но будут, как Ангелы на небесах» (Мк. 12.23–25). Если воскресение дает мужчинам и женщинам полноту жизни, обещанную Богом «в начале», не означает ли ответ Иисуса принижение ценности брака и сексуальности? В третьей части «Теологии тела» Иоанн Павел утверждал, что верно как раз обратное.
Жизнь в Царстве Божием — это жизнь, исполненная совершенной самоотдачи и совершенного приятия. Это жизнь «изнутри» внутренней жизни Бога, если можно так выразиться, тройственная сущность людей, вечно отдающих и вечно принимающих. «Отдавать» в Царстве Божием — значит постоянно приносить себя в дар Богу и получать взамен Его дар, выраженный в воскресших телах мужчин и женщин. «Воскресение» не означает потери наших тел, что было бы негуманным. В некотором смысле его можно назвать их обожествлением, поскольку мы начинаем походить на воскресшего Христа, Который остается Богом и человеком. Это «обожествление» людей завершает брачное предназначение человеческого тела, являясь символом закона дарения, возникшего в момент творения как отражение внутреннего динамизма собственной жизни Бога.
Безбрачие ради «будущего Царства» исторически предвосхищает жизнь в Царстве Божием, в котором «совершенный дар» возможен и без брака. Брак, изначально неся в себе элемент исключительности, не существует на небесах, где все воскресшие будут жить, по выражению Папы, в «совершенной межсубъективности» — современное философское понятие, возникшее на основе того, что в христианстве традиционно именовалось «общностью святых». На протяжении всей истории брак является своеобразной школой, где мы готовимся к жизни в Царстве Божием, учась полностью отдавать себя другому. Тот, кто не вступает в брак, тоже должен учиться этому, готовясь к будущей жизни. Однако безбрачие должно быть плодотворным, подводя к духовному отцовству и материнству, что в браке происходит через воспроизведение рода и воспитание детей. Брак и безбрачие являются двумя взаимодополняющими с «матримониальной» точки зрения способами вести жизнь христианина. Безбрачие в ожидании будущего воскресения позволяет понять, что ожидает всех верующих в Царстве Божием, тогда как брак является символом супружеской любви Господа к своему Народу, народу Израиля, и к Церкви.
Брак, продолжал Иоанн Павел, в некотором смысле «древнейшее таинство», поскольку «с самого начала» именно в обыденной реальности необычный факт творения представал актом самоотверженной любви. Заключая брачный союз, мужчина и женщина несут на себе Божью благодать, а «язык тела» в супружеской любви — это способ, с помощью которого супруги ведут «матримониальный диалог», приличествующий браку как призванию. Для христианина супружеская любовь является также символом искупления, поскольку уже в Новом Завете любовь между мужем и женой уподобляется любви Христа к его невесте — Церкви. Брак обогащается новым смыслом, если воспринимать его как реальность человеческой жизни, наилучшим образом отображающую взаимосвязь между искупителем-Христом и людьми, чьи грехи Он искупил. Сотворение и искупление равно представлены в браке, что помогает прояснить вопрос о разводе, дебатируемый на всем протяжении истории христианства. Если священный брак, символ животворной и искупляющей любви Господа, нерушим, то равно нерушима любовь Господа к миру и любовь Христа к Церкви
[104].
«Теология брака и безбрачия» заканчивалась вдохновенным панегириком супружеской любви. Плотская любовь, делал вывод Иоанн Павел, — это акт поклонения. «Брачная жизнь приобретает… литургический оттенок», когда «язык тела» становится средством достижения через священный опыт того, что Бог «с самого начала» желал для мира и человечества. Свободно даря себя и свободно получая ответный дар, люди, связанные узами брака, получают возможность освятить весь мир.
РАЗМЫШЛЕНИЯ ПО ПОВОДУ «HUMANAE VITAE»
В четвертом цикле общих обращений, составивших «Теологию тела», Иоанн Павел задавался вопросом: может ли плотская любовь способствовать счастью человека? Как придать ей чистоту? Ответ понтифика таков: ограничив сексуальность четырьмя основными добродетелями, то есть благоразумием, справедливостью, мужеством и сдержанностью, мы сумеем наслаждаться плотской любовью так, как подобает человеку.
Рассуждая об этих сложных предметах, авторы «Humanae Vitae» придавали супружеской чистоте несколько негативный оттенок, призывая к «терпению». «Теология тела» рассматривает эту проблему в совершенно иной плоскости. Задаваясь вопросом, как разные способы плотской любви соответствуют иконографии брака, Иоанн Павел отвечал, что, ведя половую жизнь, мы следуем нашей телесной воплощенности в качестве мужчин и женщин, а плотская любовь в браке становится, таким образом, наивысшим из возможных символов самоотдачи.
Вначале Папа напоминал, что все супружеские пары обязаны стремиться к «ответственному родительству», но это не означает, что они должны «избегать рождения». Семью следует строить, исходя из принципов благоразумия. Решить, сколько в семье будет детей, должны сами супруги «перед Господом» и перед своей совестью. Что касается «регулирования рождаемости» — на взгляд понтифика, это более удачное словосочетание, нежели «контроль над рождаемостью», — то и здесь решение остается за супругами. Не может быть «моральных оснований» для ограничения рождаемости, а если учесть катастрофическое ее снижение в некоторых странах, то, напротив, есть все основания, в том числе и моральные, стремиться к большой семье.
Если планирование семьи является важной моральной ответственностью каждого вступившего в брак, то возникает следующий вопрос: как регулировать рождаемость и выполнять родительские обязанности, сохраняя человеческое достоинство супругов и уважая иконографию брачной жизни в качестве взаимной самоотдачи? Иоанн Павел убежден, что негуманно переносить механические и химические методы, характеризующие власть человека над природой, на плотскую любовь. Периодическое воздержание от сексуальной активности, когда в качестве средства регулирования рождаемости используются естественные ритмы человеческого тела, представляется наиболее гуманным способом добиться чистоты супружеской любви и ответственного исполнения родительских обязанностей. Воздержание также соответствует сакраментальному характеру брака, поскольку телесно воплощает тот факт, что супружеские пары являются «исполнителями Божьего замысла» относительно воспроизведения рода. Добиваясь чистоты в супружестве, муж и жена облагораживают факт рождения потомства, становясь, с христианской точки зрения, сосудом благодати.
