— Оля поначалу тоже, наверное, так подумала и прямо сказала мне, что я не в ее вкусе…
— И что же дальше?
— Я объяснил ей, что именно поэтому и предлагаю ей дружить. Она будет как бы моей охранной грамотой. Я тоже со своей стороны готов сделать все, что понадобится ей.
— И она согласилась? — недоверчиво спросил Наполеонов.
— Да, подумала и согласилась. Мы стали дружить. Все, как бывает у мальчиков и девочек в этом возрасте: я таскал ее портфель, время от времени мы ходили в кино, потом стали вместе делать уроки. Короче, мы сами не заметили, как сдружились. Наша дружба не закончилась после окончания школы. Мы продолжали перезваниваться, время от времени встречаться, приходили друг к другу на дни рождения. Оля рассказывала мне о своих романах, как самой близкой подружке, спрашивала совета. А я знакомил ее со своими девушками.
— И как?
— Что — как? — удивился Марк.
— Как ваши девушки реагировали на вашу дружбу с Олей?
Лесниковский усмехнулся:
— Устраивали разборки и требовали сделать выбор: или они, или Оля.
— И вы выбирали Олю?
Марк кивнул.
— А ваша теперешняя невеста?
— Даша оказалась единственной девушкой, разобравшейся в наших с Олей отношениях. Она так и сказала мне, что такими друзьями, как Оля, надо дорожить, независимо от их пола, потому что они на вес золота.
— Мудрая девушка.
— Очень. Через короткое время они с Олей подружились. Потом появился Юра… — лицо Марка омрачилось. — Это правда, то, что вы сказали?
— Увы.
— И кто это сделал?
— Я не ясновидящий, поэтому ищем.
— Надеюсь, вы не подозреваете Олю? — встревожился Лесниковский.
— Мы всех должны подозревать по долгу службы…
— Но это же абсурд!
— Возможно. Скажите лучше, во сколько вы встретились в тот вечер с Ольгой и во сколько расстались?
— Встретились около семи. Я подъехал минут без десяти семь, а Ольга уже сидела на скамейке напротив кафе. И было двадцать минут десятого, когда я посадил ее в такси.
— Вы уверены в этом?
— Да, я посмотрел на часы. И потом, можно узнать у таксиста. Я записал номер машины.
— Зачем?
— Затем, что такси вызывал я и мне сказали номер.
— Это хорошо.
Лесниковский назвал номер машины.
— А вас таксист видел?
Лесниковский горько усмехнулся:
— Уж не думаете ли вы, что я убил Юру?
— Так видел или нет?
— Видел, видел. Пожилой дядечка с усами, и видно, что старой закалки.
— Почему вы так решили?
— Он проворчал, что в его время кавалеры сами своих девушек до дому провожали.
— Точно подмечено, — проговорил Шура.
Лесниковский пожал плечами:
— Времена изменились, дамы и кавалеры тоже. К тому же мы с Олей друзья, и самое главное, что она сама изъявила желание ехать на такси.
Наполеонов кивнул:
— Я ведь вас, Марк Витальевич, и не обвиняю.
— И на том спасибо.
— Скажите, а кем вы работаете?
— Это относится к делу?
— Нет, простое человеческое любопытство. Полицейские ведь тоже люди, — улыбнулся Наполеонов.
— Руковожу рекламным агентством. — Немного погодя он добавил: — Понимаете, работы почти всегда по самую макушку.
— Понимаю, — отозвался Наполеонов, — сам не могу пожаловаться на отсутствие занятости.
— Я могу увидеться с Олей? — спросил Лесниковский.
— Кто же может вам в этом помешать?
— Она даже не позвонила мне, — проговорил Марк тихо.
Наполеонов ничего не ответил, положил на столик деньги за кофе и пару пирожков и, кивнув на прощание хмурому Лесниковскому, вышел из кафе.
Глава 8
Старший лейтенант Любава Залесская обожала весну. Нет, конечно, не март и даже не апрель, а май, когда зацветали сады. В это время она невольно замедляла шаг возле цветущих вишен и вспоминала сад своих родителей.
Вчера мама по телефону сказала, что черешни в Полтаве уже отцвели, и они с отцом очень надеются, что она приедет в начале лета, когда будут варить варенье.
О! Варенье из черешни — это песня! Темно-рубиновое, сладкое, с легкой кислинкой. Съешь ложечку, и сразу вырисовываются яркие картинки родного края. Просто хоть плачь! Но плакать Любава не любила, не тот характер.
Последний раз она плакала два года назад, в Москве, около Курского вокзала. Она просидела там несколько часов, постоянно набирая номер телефона на сотовом и слушая механический ответ: «Абонент не отвечает, позвоните позже». Это было невыносимо, боль сжала сердце в кулак, и Любава заплакала.
— Девушка, почему вы плачете? — раздался рядом мужской голос. — У вас что-нибудь украли?
Она хотела ответить — облегчить душу, но машинально схватилась руками за чемодан и отрицательно покачала головой.
— Опоздали на поезд? — продолжал он расспрашивать ее.
Она снова качнула головой.
— Вас кто-то обидел?
— Да, — выдохнула девушка.
— Кто?
— Он…
— Понятно…
— Он не пришел! — неожиданно громко выкрикнула она.
И столько отчаяния было в этом крике, что незнакомец невольно дотронулся до ее руки успокаивающим движением.
— Ну и шайтан с ним! — сказал он.
— Шайтан?
— Конечно, чего же еще может заслуживать проходимец, обманувший такую замечательную девушку.
Звучание его голоса как-то странно убаюкивало Любаву.
— Вы откуда приехали? — тем временем спросил он.
— Из Полтавы.
— О! Помню, Гоголь, «Вечера на хуторе близ Диканьки»…
Она невольно улыбнулась. И тут же спохватилась:
— Мне некуда идти, и я боюсь одна ночью ночевать на вокзале.
— Ну, это не проблема. Сейчас мы поедем в гостиницу и там переночуем.
Любава замерла, денег у нее на гостиницу не было, поэтому она потупилась и тихо сказала:
— Спасибо, но я лучше здесь.
Он догадался и произнес спокойно:
— Я вам оставлю свой адрес, и вы потом мне деньги вышлете. Вы, кстати, кем работаете?
— В милиции служила…
— А сейчас?
