Морису во время одного из таких телефонных обсуждений пришла в голову озорная мысль, что неплохо было бы спросить и мнения Паулины. Но вслух он этого, естественно, не произнес, и любвеобильная боксериха супругов Белозерских участия в полемике не удостоилась.
«А жаль», — думал с улыбкой Морис.
За окном тихо шуршала листва, веяло вечерней свежестью. И почему-то казалось, что ночь стоит у калитки, терпеливо ожидая, когда последний блик заката растает в траве, сделав ее полновластной хозяйкой всего земного до утра. И как же она головокружительно хороша, короткая весенняя ночь!
Наполеонов продолжал сладко посапывать. Хозяева его не тревожили. Тихо переговариваясь между собой, они в четыре руки убрали со стола, перемыли посуду и перенесли чайные чашки и все необходимое для чаепития на веранду.
Шура проснулся минут через сорок, ополоснул в ванной лицо и, отыскав Мирославу и Мориса, признался покаянно:
— Я заснул.
— Не первый раз, — сказала Мирослава.
— Ничего страшного, — отозвался Морис.
— Вообще-то я хотел с вами сегодня поговорить…
Они уселись в кресла из ротанга за плетеный столик, и Шура, прихлебывая ароматный чай, рассказал им все, что ему стало известно по делу.
— Значит, как таковых, подозреваемых нет? — спросила Мирослава.
Наполеонов покачал головой.
— А невеста по-прежнему упирает на бывшую подругу жениха?
— Да, и сестра его, кстати, тоже.
— Очень уж какое-то нарочитое алиби у Лопыревой, тебе не кажется? — спросила Мирослава.
— Кажется, не кажется, но оно непробиваемое, — пробурчал Шура. И помолчав, добавил: — К тому же все, кто ее знал, утверждают, что Юлия не выносила вида крови.
— А не могла она притворяться?
— Не думаю, — покачал головой Шура, — по словам свидетелей, это у нее с детства.
— Даже так…
— Интересно и то, что подруги Лопыревой не отрицают, что Юлечка вообще-то убить может…
— Да?
— Ага, но только бескровным способом.
— Удушить? — усмехнулась Мирослава, — а сил хватит?
— Душить необязательно, можно столкнуть с высоты.
— Были прецеденты?
— Были, — кивнул Шура.
— И кому повезло или, вернее, не повезло?
— Некому Иннокентию Колосветову.
— И за что ему так подфартило?
— Вроде бы он приставал к Юле.
— С грязными намерениями?
Шура пожал плечами:
— По крайней мере, она так решила и столкнула его с балкона.
— И чем дело кончилось?
— Можно сказать, ничем. Вернее, дела не получилось, его замяли.
— Почему?
— Деньги и связи Юлиных родителей, вероятно…
— Вероятно, но надо бы уточнить.
— Уточним…
— Как ты думаешь, — неожиданно спросила Мирослава, — чем очаровал Юлю Ставров, ведь он был явно не красавец…
— Мирослава, ты как маленькая, деньгами он ее очаровал, чем же еще, — укоризненно проговорил Наполеонов.
— С чего ты взял?
— Да Бородулько, по словам свидетелей, тогда ляпнул сразу — девочки, кому классная обувь нужна, обращайтесь к моему лучшему другу Юре, владельцу не домов, не пароходов, а лучшего магазина обуви в нашем городе.
— Обувной бизнес — это так прибыльно?
— Смотря какой. У Ставрова дела шли неплохо. И Лопырева, скорее всего, была уверена, что в скором будущем пойдут еще лучше.
— Понятно…
Мирослава посмотрела в сторону и замолчала.
Выждав минуту, Шура спросил:
— И о чем ты задумалась?
— Ты не знаешь, как поживает ее бывший поклонник?
— Бывший?
— Ну да, тот самый, что со школы за ней ухаживает.
— Анатолий Стригунов. Нет, я с ним еще не говорил. Навряд ли он что-то сможет сообщить ценное. Какое он может иметь отношение к убийству Ставрова?
Мирослава пожала плечами.
— А что, у Стригунова было что-то серьезное с Лопыревой? — спросил молчавший до этого Морис.
— В том-то и дело, что нет, — ответил Шура.
— И он все равно за ней ходит?
— Так говорят…
— А она ни в какую, — хмыкнула Мирослава.
— Он что, настолько некрасив? Или дело опять же в деньгах? — попытался уточнить Миндаугас.
— Такая девушка, как Юлия, для удовольствия может переспать и с бедным. Ведь мальчикам из службы эскорта за это еще и платить приходится. Значит, останавливает ее что-то другое.
— Может быть, Юлия боится испортить сексом дружбу? — сказал Миндаугас.
— Как это? — удивилась Мирослава.
— Допустим, она слишком ценит своего школьного поклонника именно как друга, на которого всегда можно положиться, довериться ему, посоветоваться…
— И что?
— Но если постоянные любовные отношения с этим парнем не входят в ее планы, она не хочет давать ему надежды. Ведь если у них будет близость, а потом она не захочет его снова, это может разрушить уже имеющиеся дружеские отношения.
— Резонно.
— Я не думаю, что Лопырева настолько глубока в своих чувствах и поступках, — тихо проговорил Шура.
— Тогда что мешает ей поощрить парня?
— Типа того, ее подружка просветила оперативников, — вздохнул Шура, — что, мол, неинтересно ловить мышь, которая и так полузадушена.
— Так и сказала?
— Точность слов не гарантирую, но смысл тот, а формулировку я придумал, глядя на Дона.
Кот, услышав свое имя, лениво взглянул на следователя и снова закрыл глаза.
— Ты бы лучше ему песню посвятил.
— Счас, — хмыкнул Шура.
— Ну, тогда спой нам что-нибудь.
— Мне как-то не до песен.
— Ладно, Шура, у нас с тобой всегда такая работа, так что…
Морис уже принес гитару и протянул ее Шуре.
— Ну, ребята! Ладно, не буду ломаться.
Пальцы Шуры пробежали по струнам гитары, и он запел негромко, но проникновенно:
Российский полицейский
Не только страж порядка,
Он парень компанейский,
И он целует сладко.
Всегда поддержит друга,
Его не подведет.
Ну а свою подругу
Всегда к груди прижмет.
Работу, как и отдых,
Он ценит наравне.
И если что, про звезды
Расскажет в тишине.
Про те, что на погонах,
Про те, что в небесах.
И служит он закону
За совесть, не за страх.
Без всяких демагогий
Мы защищаем вас
И просим так немного —
Чтоб уважали нас.
Простых парней на страже
Спокойствия страны.
Нам трудно, очень даже,
Но долгу мы верны.
Когда последний аккорд гитары растворился в воздухе, на какое-то время воцарилась удивительная тишина. Даже ветер замер на лету, и деревья не перешептывались друг с другом, примолкли птицы и насекомые. Луна наклонила серебристый лик, точно хотела что-то сказать, но не решилась нарушить тишину…
