— Я бы предложил «Жемчужину». Там хорошая и недорогая кухня, и Волга рядом.
— Неплохой выбор, — согласилась Мирослава и тронула автомобиль с места.
Они оставили машину на верхней стоянке и спустились пешком по мраморным ступеням, обсаженным с обеих сторон нежно пахнущими петуниями, душистым табаком и резедой. Возле входа в кафе в чаше небольшого фонтана тихо плескалась вода, газон устилал белый и розовый алиссум. Они выбрали столик у окна, из которого были видны движущиеся по реке теплоходы и далеко в начинающей темнеть дымке очертания Жигулей.
— Платить буду я, — решительно заявил Кеша.
— Фигушки, я плотоядная! — сказала Мирослава.
— Что? — искренне удивился Иннокентий.
— Так корова сказала Виктору Перестукину в мультике «В стране невыученных уроков».
— Все равно не понял.
— А что тут понимать? Вы у нас гордый потомок династии рабочего класса, правильно я поняла?
— Ну!
— Я тоже девушка гордая и не бедная.
— Что не бедная, я сразу догадался, — улыбнулся он, — в том, что гордая, тоже сомнений не возникало. Но…
— Чтобы не было недоразумений, — перебила его Мирослава, — каждый платит за себя.
— Понятно, — он пожал плечами и хмыкнул, — как там она потом припевала, в смысле корова: «Травушка-муравушка зелененькая!».
— Точно, поэтому для начала давайте закажем какой-нибудь салат.
— Давайте, — Иннокентий подозвал официанта.
Но заказали они не только салат, но и свежую рыбу, приготовленную на гриле, и десерт — мороженое с миндалем. Алкоголь заказывать не стали. Мирослава была за рулем. А Иннокентий не захотел пить в одиночестве. Поэтому выбрали коктейль из грейпфрутового и апельсинового соков и две бутылки минеральной воды.
— Мне хотелось бы задать вам один неприличный вопрос, — сказал Колосветов, когда они принялись за мороженое.
— И какой же интересно?
— Что случилось с вашей машиной?
Мирослава коротко хохотнула: — Я врезалась в столб.
Он посмотрел на нее с большим сомнением и произнес задумчиво: — Вы не похожи на человека, сшибающего столбы.
— И на старуху бывает проруха, — отмахнулась она беззаботно.
— Вы поссорились с парнем? — закинул он удочку.
— Нет, с подругой, — ответила Мирослава и увидела разочарование, разлившееся на лице Иннокентия.
Она улыбнулась про себя и продолжила: — Понимаете, мы давно дружим с Юлией…
— Я тоже знавал одну Юлию, — неожиданно помрачнел Колосветов.
— Ну, Юлий на свете много.
Он согласно кивнул.
— Юлия Лопырева, моя лучшая подруга, но порой она бывает невыносима…
— Как вы сказали? — перебил ее насторожившийся Кеша.
— Что сказала? — Мирослава сделала вид, что не поняла его вопроса.
— Фамилия вашей подруги как?
— Лопырева, а что?
— Радуйтесь, что поссорились. И не вздумайте мириться, а то дело одним столбом не обойдется.
— Простите, я не понимаю…
— Что тут понимать?! Таких стерв, как Юля Лопырева, на свете больше не сыскать.
— А вы уверены, что мы говорим об одной и той же девушке?
— Она живет на Галактионовской?
— Нет, на Осипенко. Но родители живут на Галактионовской, — притворно растерянно пробормотала Мирослава.
— Я с ней в одном классе учился.
— Ну и что? — Мирослава повела плечами.
— А то, что в десятом классе она меня с балкона столкнула.
— Вас? Юля? С балкона? Не может быть!
— Еще как может, слава богу, что жив остался. С сотрясением и сломанными костями месяц в больнице провалялся.
— Но Юля не судима.
— Не судима, к сожалению. Уголовное дело не заводили.
— Почему?
— Понимаешь, — перешел он на «ты», — у моих родителей семеро по лавкам было, вернее, пятеро. Зарплату тогда и матери, и отцу задерживали, мы еле с хлеба на воду перебивались. Ну и пришла Юлькина мамаша, вся из себя финтифлюшка разукрашенная, на ней одних каменьев килограмма два было, вся сверкает, звездит. В общем, она сказала, если я на Юльку писать заявление не буду, скажу, что сам по пьянке свалился, она денег даст. Короче, мои родители меня уговорили, особенно мать умоляла. Я против ее слез и не устоял. Хотя до сих пор себя презираю.
— А те деньги помогли вашей семье?
— Да.
— Тогда ты поступил правильно.
— Думаешь? — спросил он с сомнением.
— Уверена.
— Все равно на душе пакостно.
— А ты зачеркни это и мысленно сожги, точно неудачный черновик.
Он кивнул: — Постараюсь. Но знаешь, что обиднее всего?
— Что?
— Мы, конечно, выпили тогда немного портвейна, все бесились. Юлька со мной напропалую заигрывала, и я, дурак, полез к ней целоваться.
— Но как же она с тобой сладила?
— Проще простого, нацелилась мне когтями своими в глаза, я машинально отклонился назад, а она тут возьми и толкни меня с бешеной просто силой. Я и полетел. Очнулся в больнице. Ребята ко мне приходили, говорили, что, когда к Юльке подошли, ее всю трясло и пена на губах.
— Странно, я ее никогда в таком состоянии не видела.
— Повезло, — грустно усмехнулся Иннокентий. — Я вот тоже учился с ней столько лет и не замечал, что она чокнутая.
— Значит, все школьные годы она была спокойной девочкой?
— Нет, спокойной она не была, часто злилась, как что не так, лезла в драку. Но не до такой степени, чтобы убивать.
— Ты думаешь, она хотела тебя убить? — заинтересовалась Мирослава.
— Не знаю, — честно признался Иннокентий, — но логически, если сталкиваешь человека с балкона, то должна понимать, чем это может закончиться для упавшего.
— А ты с ней после этого встречался?
— Нет, никогда. И не хочу ее видеть.
Мирослава понимающе кивнула.
— Так что не мирись с ней, если не хочешь неприятностей.
— Спасибо за то, что предупредил.
— Не за что.
Коралловый отблеск закатного солнца медленно заливал небо. Просвечивающаяся кое- где зелень дрожала прохладными брызгами зеркал.
— Хорошо как, — выдохнула Мирослава.
— Не то слово, так и сидел бы здесь целый век.
Они помолчали. Кеша больше смотрел на девушку, чем на реку.
