Родион последовал за ним на веранду, где Арно и Павел пытались вести разговор на ломаном английском.
— …У каждого десятого жителя острова есть зарегистрированное ружье. И еще пара незарегистрированных на черный день — спасибо де Голлю.
— А генерал имеет отношение к Корсике? — поинтересовался Павел.
Франсис, как опытный регбист, сразу перехватил инициативу в разговоре:
— Самое прямое. Это он в шестидесятые открыл шлюз, из которого на остров хлынули алжирские и марокканские репатрианты, он дал им карт-бланш на освоение аграрных земель и массу других привилегий, он принял решение о переносе ядерных испытаний из Сахары на Корсику, кстати, в район Кальви… Мы мирный народ и полтора века жили в согласии с французским государством, но есть грань, которую нельзя переступать. По большому счету, корсиканский сепаратизм — дитя его легкомысленной политики.
Гости хранили молчание, осмысливая услышанное.
— И во что сейчас превращается Корсика? — продолжил хозяин дома, чувствуя, что безраздельно завладел всеобщим вниманием. — В излюбленную зону отдыха миллионов французских граждан, которых не интересует ни наша история, ни культура. Не пройдет и двух десятилетий, как нация растворится в потоке приезжих!
— Мне кажется, вы слегка преувеличиваете, — мягко возразил Родион, — демография у вас…
— Демография? — уставился на него Франсис. — Вы, журналисты, любите жонглировать данными, не вникая в их суть. А вот вам задачка: прирост населения на Корсике в последние годы ничтожен, если вообще есть. И при этом число ее обитателей стремительно увеличивается. Каким образом, не знаете? Я вам отвечу: за счет тысяч эмигрантов и французских пенсионеров, которые перебираются на остров доживать свой век и скупают тут всю недвижимость. А наши дети вырастают и уезжают, бегут отсюда… Какое без них будущее?
— Кстати, о самом ближайшем будущем, — вмешалась Эва, которой явно хотелось переменить тему. — Завтра привезут новые декорации для спектакля, нам уже в девять утра надо быть в Кальви.
Речь пошла о закулисной жизни, которая большинству присутствующих была мало интересна.
Родион попытался перекинуться парой слов с Павлом: за эти дни им так и не удалось толком пообщаться. Но тот отвечал односложно, лишь упомянув, что договор на поставку вин с домом Ланзони, наконец, подписан и ему пора домой. На остров он прибыл на яхте, арендованной в Марселе, и на ней же планирует отправиться обратно.
Мысли Родиона переметнулись к его собственной ситуации, которая тоже ждала развязки. Ребро заживало, он был уже вполне мобилен и не мог больше злоупотреблять гостеприимством корсиканской семьи. Он представил Париж, свою маленькую квартирку под самой крышей, которая накалялась в летний зной, как доменная печь, звук вечно верещащих под окнами полицейских сирен, толпы туристов, осаждающих город…
Однако работа над новым материалом в издательстве должна была начаться только в сентябре, и у него был неоспоримый козырь в виде медицинской выписки с ключевым словом «перелом», который давал ему право провести еще пару-тройку недель на больничном. Перебирая в уме всевозможные аргументы, Родион все же нашел смелость признаться себе, что причина его внезапной трудовой апатии скрывается в другом, и причина эта вполне одушевленная. Диалог с собственными демонами в этот раз вести совершенно не хотелось, напротив, присутствовало настойчивое желание им уступить. Родион вообще редко бывал в конфликте со своим «я»: в детстве родители не пытались загонять его в рамки собственных ожиданий и давали ему право ошибаться столько раз, сколько было нужно. Поэтому романтических отношений он не боялся, легко в них вступал и так же легко их заканчивал, без ущерба для собственного эго.
— Ну а вы что же, тоже нас покинете? — Франсис открыл новую бутылку вина и разливал его по бокалам.
Родион не сразу сообразил, что вопрос обращен к нему.
— Да, я собирался на днях улетать, хотя…
— Вот и славно! — не дал договорить ему Франсис. — Оставайтесь, раз некуда спешить, бунгало все равно пустует.
— Поработаешь у нас бутафором? — внезапно оживилась Эва.
Смоляная бровь Арно плавно поползла вверх, и он с любопытством уставился на подругу.
— А чем плоха эта идея? — Она ничуть не смутилась. — Знаешь, кто такой бутафор?
— Ну… в общих чертах…
— Мы все лето колесим по Корсике, возя за собой фургон с костюмами и реквизитом. За их сохранностью следит костюмер, но во время спектакля кто-то обязательно должен находиться за кулисами: подавать актерам нужные предметы и следить за тем, чтобы на сцене было все, что планируется выпить, выкурить и из чего выстрелить. Иногда додумывать детали приходится прямо на месте, так что это большая ответственность…
— Надеюсь, «Гамлета» нет в программе этого сезона? Бутафорского Йорика с ходу не раздобудешь, — улыбнулся Родион, который был в душе рад такому повороту событий.
— Нет, какой там «Гамлет», мы в августе участвуем в международном фестивале, ставим «Коломбу»
[7].
— Давайте-давайте, укрепляйте в сознании иностранцев миф о диких и необразованных корсиканцах, о кровожадных кланах, об этом пережитке под названием «вендетта»! В вашем понимании это и есть наша национальная идея? — внезапно взвился Франсис, резко повернувшись к Арно и сверля его глазами. — Что этот ваш подагричный парижский новеллист знал о Корсике? Он за несколько недель накорябал свое сочинение, насобирав сплетен по забегаловкам.
Франсис резко поднялся, едва не опрокинув стул.
— И я вообще не уверен, стоит ли продолжать спонсировать вашу буффонаду!
Он раздраженно швырнул на стол скомканную салфетку и ушел в дом.
— Мы марионетки, домашние лицедеи, которых то казнят, то милуют, — вздохнула Эва. — От этого выступления многое зависит. Если мы войдем в число номинантов фестиваля, то сможем начать гастролировать вне острова. Золотой шанс, который упустить нельзя.
Арно молчал, ломая сигарету. Его выразительное лицо потускнело, он что-то напряженно обдумывал, глядя в одну точку. Эва принесла стопку книг из гостиной и положила их перед Родионом.
— Ты, наверное, за эти дни все перечитал. Вот, смотри, пресловутая «Коломба». Хотя бы поймешь, о чем пьеса. Первый спектакль уже в субботу, я тебе потом все подробно расскажу.
Он пробирался сквозь темный сад к своему бунгало, прислушиваясь к шуму моря, под который засыпал и просыпался все эти дни.
«Как причудливо складываются обстоятельства. Судьба сдает нам карты, но разыгрываем-то их мы…»
***
Следующие несколько дней Родион развлекал себя чтением, лишь однажды съездив в город, чтобы ознакомиться с вверяемым ему хозяйством и поучаствовать в репетиции.
Театральный реквизит хранился в хорошо оборудованном просторном фургоне, во избежание поломок у каждого предмета был свой отдельный бокс.
