И он не ошибся. Рябов так разорался, что левая щека у него начала опасно подергиваться.
И работать-то они не умеют. И повыгонять их всех надо к чертовой матери. И все ему одному, все ему одному приходится делать. А они-то тогда ему зачем?!
Гневался он привычно, Вишнякова это уже почти не удивляло. Поэтому он терпеливо ждал, когда тот выдохнется, и сказал:
— Власов может быть вообще не при делах, товарищ подполковник. Он только-только вернулся из мест заключения, а мы его сразу в розыск. — Вишняков поморщился. — А если он в самом деле не причастен? Ни тогда, ни сейчас? В этом деле еще очень много белых пятен, товарищ подполковник.
— Ты которое дело имеешь в виду, майор? Теперешнее, — Рябов выложил на стол обе ладони и тут же сместил их влево сантиметров на десять, — или то, шестилетней давности?
— Наверное, оба. Связь прослеживается. Очевидная связь.
— Да-а-а, — почти мечтательно протянул Рябов, откидываясь на спинку кресла. — Не просто так их там собрали всех. Не просто. В общем, поднимай то дело шестилетней давности. Изучи детально. К вечеру доложишь, кто, что, как. Да, и попытайся все же найти следователя, который вел это дело.
— К вечеру? — Желваки на скулах Вишнякова заходили. — Все к вечеру? Я правильно понял, товарищ подполковник?
— Можно к утру, — недовольно покосился Рябов. — И… Не умничай тут! Понимаю, объем большой, но время, время, майор, поджимает. Все, иди!
Вишняков медленно шел по коридору к своему кабинету, впечатывая в каждый свой шаг беззвучное ругательство. Попутно проклинал свою неустроенную жизнь. Он который день забывал купить соли и ел все пресное. К примеру, сегодня позавтракал несоленым омлетом. Ужинал вчера несолеными макаронами. Может, это было и полезно, но очень отвратительно. А утром еще и кофе с сахаром закончились. Забег в супермаркет требовался безотлагательный. А когда?! К вечеру необходимо доложить о материалах дела шестилетней давности. К утру отыскать следы следователя, который его вел.
Начать, конечно, следовало со второго пункта. Найдет следователя, узнает подробности из первых уст. Это все же лучше, чем старые папки листать. А для этого надо было ехать в архив. А до него…
— Тьфу ты! — выругался он уже вслух, вставляя в замочную скважину кабинетной двери ключ.
Еще Тамара! Она решила, что жизнь без нее у него слишком шикарна. И отравляла ему ее своими звонками почти каждый день. Несла какую-то чушь. Угрожала. Все беспочвенно, нудно. Он слушал ее, морщился и терпел. Потому что знал: брось он трубку, она заявится к нему домой. А это много хуже. Будет без спросу лазить по шкафам. Проверять у него наличие винных запасов.
Кстати! Их тоже не мешало бы пополнить. Она почти все вылила за окно.
Неужели все бывшие жены такие бестолковые? А с одной из них ему сейчас предстояло встретиться. Тоже с бывшей женой. С бывшей женой погибшего Никиты Калина. Дама, что странно, сама напросилась на встречу. Позвонила вчера, что-то лопотала о важных сведениях, которыми обладает и которыми поделится только с ним. Под протокол!
Вишняков с опасением относился к таким вот словоохотливым гражданкам. Либо сплетничать явится, либо себя очищать. Бывшая жена Калина!
Он вошел к себе, мимоходом включил чайник. Засыпал в большую чашку сразу три ложки растворимого кофе с горкой. Ему срочно нужна была убойная доза кофеина. И где-то, где-то в столе, кажется, завалялась упаковка с печеньем. Еще Тамара покупала. Забежала к нему на работу, напросившись на чай. И печенье принесла. Он тогда его есть не стал. Она тоже. Печенье он забросил в ящик стола и благополучно о нем забыл. Сейчас очень кстати вспомнил.
Третьим по счету печеньем он закусывал глубокие глотки огненного растворимого кофе, когда в дверь сунулась рыженькая головка бывшей супруги Калина Никиты.
— Здрасьте, к вам можно? — осторожно улыбнулась она.
— Да, да, входите.
Он мотнул головой, приглашая ее войти, отряхнул форменный джемпер от крошек, залпом допил кофе. Оставлять не захотел. Остывший кофе он не терпел. Равно, как и остывшие макароны, которыми ему пришлось вчера ужинать. Да еще несолеными. Чуть не подавился!
Калина Софья — так ее звали, вошла в кабинет семенящей поступью. На ходу поправляя широкое пальто из серого букле, она прошла на середину кабинета, встала у стула.
— Я присяду?
— Конечно, конечно.
Он широким жестом обвел кабинет, будто предлагал ей размещаться где ей вздумается. Хотя предлагать-то особо было нечего. Второй свободный стол и стул были завалены папками со всякими старыми делами, которые давно пора было отправлять в архив. Да все руки не доходили.
— Итак, Софья Сергеевна, вы сказали в телефонном разговоре, что вам есть, что сообщить следствию? Что-то очень важное?
— И да, и нет. — Она подергала губами в подобии улыбки, заправила за ушки рыжие непослушные прядки, принялась пальцем водить по крупной пуговице на пальто. — Поначалу мне показалось это важным. А теперь даже и не знаю. Я даже колебалась: приходить или нет.
— Давайте, вы мне все же расскажете, для начала, — с нажимом закончил Вишняков фразу. У него выкипало терпение. — А потом я решу, что важно для следствия, а что нет. Идет?
— Хорошо, — явно нехотя согласилась Софья Калина.
Полы ее широкого зимнего пальто разъехались, представляя его вниманию острые коленки, обтянутые черными плотными колготами, короткое вязаное платье цвета прелой листвы и черный объемный шарф, обмотанный вокруг шеи.
— У вас тепло. — Она потянула пальцами петлю шарфа пониже.
— Вы можете снять пальто. У нас действительно тепло, даже жарко.
Он все еще был терпелив, почти угодлив. Хотя, дали бы ему волю, вытряхнул бы бывшую супругу погибшего Калина из широкого пальто, вцепился бы в воротник ее платья и принудил бы отвечать на его вопросы. У него они скопились, да.
Она неторопливо стащила с себя толстое пальто, свернула его и положила на соседний стол. Прямо поверх папок со старыми делами, ждущих отправки в архив. Под пальто она оказалась совсем маленькой, худенькой, не очень удачно сложенной. Широкие плечи, костлявые бедра, едва угадывающаяся грудь. Странно, что именно она сбежала от погибшего Калина. Не он ее бросал, а именно она. По внешним данным она ему явно проигрывала.
— Итак, Софья Сергеевна, начнем? — Он глянул строго. Еще минута, и он по примеру Рябова примется скрипеть зубами.
— Да, да, конечно. Только можно я начну все с самого начала?
— Конечно. Под протокол?
— Да, разумеется. Не хочу, чтобы из моих слов делали сплетню. Хочу, чтобы с моих слов было записано верно, — процитировала она последнюю строку бланка протокола.
— Итак…
— Мы познакомились с Никитой, когда он только-только защитил диссертацию. Умный, подающий надежды. — Она накрыла острые коленки своими ладонями. Спина ее сгорбилась. — Я и питала эти самые надежды вместе с его научными руководителями.
