— То есть?
— Думала, Никита пойдет в науку. А он… — Она скорбно поджала губы.
— А он?
— А он пошел в бизнес! — выпалила Софья таким тоном, будто это подразумевало — стать мафиози.
— И что там? Не заладилось?
Он старался, чтобы скепсис не просочился. Чтобы эта непривлекательная рыжеволосая молодая женщина не заподозрила, что он считает ее чудачкой.
— Почему не заладилось? Как раз наоборот. Он сначала работал на одного миллионера, потом перешел к другому. За ним выстраивалась очередь, как к специалисту. И он начал… — Она подергала широковатыми плечиками. — Не подберу других слов: Никита начал портиться.
— Портиться? Как это? Начал пить, курить?
— Нет. Что вы! Таких вредных привычек не было. Он принялся сорить деньгами. А это очень плохо. Я уговаривала его вернуться в науку, заняться докторской, но… Все мои уговоры остались неуслышанными. И я ушла от него.
Она как-то так вскинула голову, что Вишняков тут же понял: она жутко горда своим решением бросить удачливого симпатичного парня на самом взлете.
— А дальше? Что было дальше? Он попытался вас вернуть?
Спросил, хотя почти был уверен, что Никита Калин не побежал за ней.
— Не знаю, пытался ли он вернуть меня. Если его ежедневные звонки мне на работу можно отнести к числу его стараний, то да — пытался. А если разобраться… То он ни разу не попросил меня об этом. Просто звонил. Хвастался. Рассказывал о женщинах, с которыми крутил. Может, думал, что я пожалею о своем решении. Что вернусь, когда пойму, чего лишилась. Но я не вернулась. — Она брезгливо вывернула нижнюю губу. — Он был уже не тем Никитой, в которого я влюбилась. Я была уже не той Соней, которая была нужна ему. Ему уже не нужна была моя поддержка. Он обрел странную силу. Стал самоуверенным. Купил шикарную квартиру в центре. Загнался с ремонтом. Обставил. Эта женщина, с которой он… С которой вместе его убили, она помогала ему. Она была дизайнером или что-то в этом роде.
Слово «дизайнер» вышло у нее, как ругательство. И Вишняков понял, что данный вид деятельности тоже ею презираем. Все, что не касалось науки, было вторичным.
— У них закрутилось. Никита часто повторял, что Кира — так ее звали — мастер во всем. Особенно в том, что касалось тонкостей отношений между мужчиной и женщиной.
— Вы были с ней знакомы?
— Да. Он нас познакомил как-то. — Софья низко опустила рыжеволосую голову. — Пригласил меня к себе на квартиру, а там она с фотографиями, чертежами. Хлопотала.
— И? Как она вам показалась?
— Она? — Широкие худенькие плечики нервно дернулись, взгляд Софьи наполнился ненавистью. — Обыкновенная деревенская выскочка! С отвратительным произношением. Какой-то, знаете, сибирский говорок. Меня коробило. Никиту умиляло.
А она ведь ревновала! Точно ревновала своего бывшего к яркой брюнетке с шикарными формами. Могла и…
Так, стоп! Не увлекаться версиями. А то получится такой снежный ком!
— У них это было серьезно?
— Видимо. — Она кисло улыбнулась, шевельнула худыми плечами. — Никита называл ее «малыш». И землю собрался покупать, видимо, только из-за нее. Собирался строить большой дом. Для большой семьи.
— Землю? Какую землю?
— На которой его и убили, товарищ майор. — Ее тонкие обветренные губы задергались. Софья опустила голову. — Собственно, из-за этой новости я и здесь.
Глава 7
Человек, которого она обнаружила у своей машины, когда вышла от Алекса, сидел сейчас на заднем сиденье и держал ее на мушке пистолета. Самого пистолета она не видела, конечно. Мешало сиденье. Но опасность, исходившую оттуда, ощущала каждой клеточкой своего дрожащего тела.
— Садись в машину и не ори, — приказал он Люсеньке, когда она только-только открыла ротик, чтобы заругать его.
— В каком смысле? — не поняла она, конечно же, такой грубости.
— Я сказал, садись за руль, курица!
Молодой человек, достаточно высокий, гибкий, крепкий, что-то такое выставил из кармана куртки.
— Что это? — Люсенька с интересом рассматривала странно оттопыренный карман.
— Пистолет! Который стреляет! — прошипел со злостью незнакомец. — Садись за руль немедленно!
И она послушалась. Села за руль своего автомобиля. В зеркало заднего вида увидела, как незнакомец сел сзади, прямо за ней. И сел так, что ей было видно только его черную шапочку.
— Я поняла. Вы хотите угнать мою машину, — обрадовалась она, когда по команде завела мотор. — Так забирайте. Я вам зачем?
— Езжай прямо. И помни, пистолет направлен тебе прямо в сердце.
И она поверила. И поехала прямо. Потом свернула, куда он сказал. И снова свернула. Вырулила на проспект и осторожно покатила в сторону пригорода.
— Если остановят гайцы, будь умницей. Мне терять нечего, выстрелю.
Его черная шапка сдвинулась с места и вовсе исчезла из вида. Он откинулся на спинку, поняла Люсенька. На какое-то время она о нем даже забыла. Просто ехала, вдавливая педаль газа в пол, и всё. Потом в ее голове вдруг шевельнулась странная мысль, и она, прокашлявшись, спросила:
— Это вы? Вы были сегодня у Алекса?
— Кто такой Алекс? — после непродолжительной паузы отозвался незнакомец.
У него был такой голос, будто он успел задремать.
— Алекс, это мой парень. Бывший. Я была у него. Вышла, а вы у моей машины.
— А-а-а, это тот самый неопрятный мажор?
— Ну да, неопрятный. — И она слегка вступилась за него. — С некоторых пор. Раньше он был совсем другим.
— Мы раньше все были другими, — отозвался ее пассажир злым голосом. — Так, на перекрестке поверни налево.
Она снова послушалась. Сейчас уж смысла не было делать что-то вопреки его приказаниям. Они находились на какой-то проселочной ухабистой дороге, где совершенно не было никакого движения. Ни машин, ни людей. Если и возмущаться, то надо было у дома Алекса. Там народ мимо шел. Да и на трассе могла пару раз на блокпосты свернуть. Вряд ли он при полиции взялся бы стрелять. А она, как закланная овца, послушно ехала и ехала, пока они в какую-то чащу не заехали. Какая же она все-таки дура!
— Все, — растерянно моргнула пару раз Люсенька.
— Что все?
— Дальше ехать некуда. Дорога закончилась.
— Ну, тогда дальше пойдем пешком. — Он открыл пассажирскую дверь, выбрался на улицу. — Вылезай, красавица! Да застегни свою дубленку, а то продует.
И вот как-то так он это сказал, что она тут же поверила, что с ней будет все в порядке. Не стал бы человек, который завез ее в какую-то чащу, чтобы убить, заботиться о ее здоровье.
