— Господи!
Володя помертвел. Вспомнились слова Вишнякова о том, что теперешние преступления имеют какое-то отношение к убийству шестилетней давности. Зря он сюда пришел. Надо было сдать этого клоуна майору.
— Бабка его не простила ему гибели правнука. Прекратила с Вовкой всяческое общение. Они не общались. Мать Вовкина умерла давно. Жена ушла. Сына убили. Один он, как перст один. А зарабатывает неплохо. Вот и тратит по барам. Бабу ему хорошую надо. Пардон, женщину.
Она махнула рукой, отвернулась от Володи и двинулась дальше по вытоптанной в снегу тропинке. И вдруг остановилась. Обернулась к нему. И крикнула:
— Двадцать третья его квартира. На третьем этаже. Только нет его. Уехал. Сама в окно видела.
— Спасибо. Я дождусь его, — крикнул он ей вслед. И тише повторил: — Непременно дождусь.
Прошло два часа. Клоун Вовка так и не появился. Может, в бега подался? А может, женщина что-нибудь перепутала? Может, не его она видела в окно?
И Володя решил проверить. Снова выбрался из машины на улицу. Дошел до среднего подъезда, беспрепятственно вошел. Ни домофона, ни кодового замка на старых дверях не было. Поднялся на третий этаж и замер возле обшарпанной двери со скромным номерком в самом верху. Двадцать третья квартира.
Он поднял руку вверх, чтобы позвонить, и тут случилось невероятное. Случилось что-то ужасное. Между лопаток его больно стукнули, одновременно ударив под коленки. Он упал на них, с силой ткнувшись лбом в дверь.
— Не двигаться, работает ОМОН! — крикнул кто-то над его головой.
И Володя тут же подумал, что нарвался на хозяина квартиры. И слова про ОМОН — это клоунская шутка. И тот ему сейчас просто-напросто раскроит затылок чем-нибудь тяжелым. Как Тане!
Вот он влип!
— Оставьте его, — произнес уже другой голос за его спиной. — Это не тот, кто нам нужен.
Голос показался ему знакомым. Володя задрал голову вверх. И едва не расплакался. Рядом с омоновцем стоял майор Вишняков. И смотрел на него…
Да, нехорошо смотрел, недобро. Ну и пусть!
— Что вы здесь делаете? — спросил майор, присаживаясь перед Володей на корточки. — Зачем вы здесь? Пришли навестить старого приятеля? Вы с ним всё же знакомы? Пришли предупредить его о засаде? Отвечать!
Он так громко рявкнул, что, кажется, даже омоновец напугался. Что говорить о Володе. Он принялся задыхаться, мямлить.
— Ну! — Вишняков схватил его за плечо и потянул вверх. Поставил на ноги. — Отвечать! Что вы здесь делаете?!
— Он снова напал! Снова напал на Таню! — просипел Володя, чувствуя, как перекашивает ему лицо от страха.
— Где? Когда? — Вишняков выпустил из пальцев его плечо. — Она же в больнице.
— Там он и напал. Отключил ей всю систему жизнеобеспечения. Хорошо, она уже может сама дышать, а так… А так не представляю, что было бы.
— Она бы умерла, — жестким голосом сказал Вишняков. Оглядел его с головы до ног. — А вы-то сюда зачем? Мстить?
— Типа того.
Он вдруг понял всю бессмысленность своей затеи. Понял, как слаб и уязвим. И застыдился.
— Я ей предложение сделал. Тане, — зачем-то сказал он Вишнякову. — И не мог этого так оставить.
— Ага, — кивнул он с усмешкой. — Захотелось лечь с ней на соседнюю койку в больнице.
— Нет.
— А легли бы. Если бы тут вместо нас был он. И хорошо, если бы не убил вас. Эх, Владимир… Как же меня ваша общая самодеятельность достала. Все фигуранты просто с ума сошли коллективно! Просто все вступили в какой-то сговор и творят черт-те что!
— Он клоун. Работает, в смысле, клоуном.
— Мы это уже знаем.
— И сына у него шесть лет назад убили. Артура.
— И это знаем. Не можем понять, за что он убил его бывших друзей. Мотива не знаем.
— А чего же тогда не арестуете его? Если знаете, что он убийца?! — вытаращился Володя.
— Потому что он очень осторожен. Обладает прекрасным даром перевоплощения. Прекрасно гримируется. Он словно просчитывает наши шаги заранее. Будто мысли наши читает. И в его руках сейчас может быть очень хороший человечек. И одному Богу известно, что он собирается с ней сделать. Если уже… Не сделал. Он очень жесток. И очень опасен.
Глава 26
— Ты знаешь, наверное, клоуны самые грустные люди на свете.
Люсенька сбросила ножки с широкой тахты, укрытой мехом какого-то неизвестного ей животного. Нашарила тапочки и пошла к стене, обклеенной афишами. Уставилась на лицо, изображенное крупным планом на фоне рекламной надписи. Разрисованное лицо, с огромным оскаленным ртом, крупными глазами и неестественно большими, нарисованными веснушками, было уродливым. Художник или фотограф, приложивший к этому плакату свою руку, точно не любил свою работу. Единственное, что ему удалось, так это буквы, вещающие о программе представления. И еще глаза клоуна. Они вышли великолепно. Правдиво.
— Смотри, какие они грустные. — Она поводила пальчиком по глазам клоуна. — В них такая тоска.
— Кто, что грустные? — сонно отозвался Кирилл.
— Глаза! Кирилл, ты меня совсем не слушаешь.
Она сделала попытку обидеться. Не вышло. У нее не выходило на него сердиться. Он был таким…
Таким сильным, надежным, спокойным. Он ухитрялся потакать ее слабостям даже в таких вот военно-полевых условиях. Он мог сделать ее счастливой, она это поняла сразу. Теперь бы еще разобраться с его проблемами. Очистить его доброе имя, и можно было бы представить его родителям.
Хотя Люсенька плохо представляла себе, как мамочка с ним поладит. Кирилл иногда отпускал такие словечки…
А еще надо было найти Олю. Куда же она подевалась?
— Глаза у него в самом деле какие-то странные.
Она даже не услышала, как Кирилл подобрался к ней сзади. Сделал это совершенно бесшумно. Как тень! Обнял ее за талию, прижимая спиной к своему животу. Пристроил свой подбородок на ее плече и тоже принялся рассматривать плакат.
— Да, глаза странные, — повторил он.
— Не странные, а грустные, — поправила Люсенька, томно улыбаясь.
Она млела от его прикосновений. Она растворялась в нем. Она его любила. И какой же она все-таки была дурочкой, тратя себя на Алекса! Он ей тысячной доли не давал того, что дает ей Кирилл. Главное — он дает ей уверенность.
— Не грустные, а странные, — настырничал Кирилл. Протянул руку и обрисовал зрачок. — Очень холодные. Надменные. Ты не замечала, как он на нас смотрит, когда приезжает нас навестить?
— Нет. А как?
Люсенька повернула головку, нашла губами его щеку, поцеловала нежно. Повторила вопрос:
— Как он на нас смотрит?
