Ветер играл прядями волос, повисших вдоль лица. В глазах мутилось. Легкий бриз показался ей касанием бабушкиной руки. Старая женщина из индейцев помогала отцу воспитывать Тану, когда ее наконец забрали у матери.
Ты не можешь все делать в одиночку, Тана, дитя мое. Научись просить о помощи. Позволь людям помогать тебе. Каждому из нас нужно племя. Без племени человек слаб…
Позволить гражданскому лицу управлять полицейской машиной? Она окажется по уши в дерьме. Да она и так по уши в дерьме. Вот-вот отключится. Сахар в крови понижен. Нужно что-то сладкое. Хотя бы просто еда. Она съела совсем чуть-чуть рагу. И так долго не спала…
Ее колени подкосились. О’Халлоран успел ее подхватить.
— Давай.
Взял ее за руку, помог дойти до пассажирского места и сесть в машину. Ее пленник на заднем сиденье уснул и шумно храпел. О’Халлоран закрыл пассажирскую дверь. Окно было приоткрыто, и свежий воздух радовал. Повернувшись спиной к грузовику, сжав в руке ружье, он какое-то время не двигался с места. Как будто боролся с чем-то в своей душе — грубый одинокий северный ковбой, залитый мерцающим красно-синим светом. Потом она услышала:
— Мать твою!
Он повернулся, влез на водительское место, захлопнул дверь. Какое-то время сидел молча, потом отключил мигалку так уверенно, будто делал это каждый день, завел мотор.
Откинув голову и закрыв глаза, Тана старалась справиться с головокружением. Неспособность контролировать свое тело пугала ее. Заставляла ощущать свою ранимость.
— Значит, на самолете возить копов ты не хочешь, а на машине — запросто? — пробормотала она.
О’Халлоран не ответил.
Тана осознала, что в последний раз она позволяла себе слабость только с Джимом. Лишь ему позволила о себе заботиться, лишь ему доверилась, чувствуя, что он будет заботиться о ней. Уважать. Любить. И он любил ее. И вот чем это кончилось.
В голове стучало.
— Согрешила, согрешила! Селена… согрешила!
Она распахнула глаза, обернулась. Удав бормотал во сне. Слюна стекала из уголка рта. Глаза выкатились, а потом, как показалось Тане, втянулись обратно. Веки закрылись. Взволнованная, она посмотрела на О’Халлорана.
— Что с ним такое? Не знаешь?
— Грибы.
— Грибы?
— Вызывают галлюцинации. Особенно если мешать с алкоголем.
— Ими ты тоже торгуешь?
Он хмуро взглянул на нее.
— Местные жители собирают их по осени. Сушат, варят чай. Традиция Твин-Риверса. — Они проезжали мимо крошечной церкви, облезлого, обитого досками белого здания с крошечным деревянным куполом и крестом — подарка католических миссионеров, однажды попытавшихся спасти греховных обитателей этих мест. О’Халлоран повернул руль, повел грузовик по так называемой главной улице. Летом это была широкая полоска серой замерзшей грязи пополам с камнями. Сейчас — белая, скованная льдом. По краям торчали обитые досками здания, портативная библиотека, хижины, больница, главный магазин Твин-Риверса, столовая. В окнах горел желтый свет, карнизы венчала радуга рождественских огней. Поблизости топталась кучка подростков, курили, огоньки в темноте мерцали оранжевым.
— Схлопочут у меня, — сказала она мягко, наблюдая за детьми; шипованные шины грузовика скрипели по заснеженной дороге.
— Ты бы полегче с этим, Тана. Тебя это может сломать, — ответил он так же тихо.
От удивления, что О’Халлоран назвал ее по имени, она повернулась к нему. Его профиль был резким, грубым. Сильные руки сжимали руль.
— Как сломало других, — добавил он.
ГЛАВА 13
С помощью Бабаха Тана кое-как протащила Джейми по лестнице. Удав был крепким парнем, тяжесть его веса давила на плечи. Тана и Бабах доволокли его до полицейского участка, втолкнули в маленький коридор, где располагались две камеры. Собаки шли следом, стуча когтями по деревянному полу.
Джейми споткнулся, Тана остановилась, тяжело дыша. Бабах посмотрел на нее. В смуглом напряженном лице — ни кровинки. Мягкие темные волосы выбились из того, что когда-то было аккуратным пучком, и повисли. Он отметил, что ее глаза — теплого карего цвета. Ресницы — очень мягкие, густые, длинные.
— Давай я, — сказал он мягко.
— Я сама его оттащу. Ты останешься здесь.
Он фыркнул. Упрямая женщина. Энергичная и ни черта не боится. Он не стал с ней спорить и наблюдал, как она заталкивает крупного молодого человека в крошечную камеру, где была только узкая койка и маленькое зарешеченное окно под самым потолком. Сквозь прутья Бабаху виден был струившийся зеленый свет в небе. Тана подвела Джейми к койке, уложила на матрас, повернула его голову так, чтобы он не захлебнулся своей слюной или рвотой, если его стошнит.
— Тебе удобно, Джейми? — спросила она, отводя волосы от его лица. Бабаха поразила ласковость ее тона, сочувствие к человеку, который только что угрожал выбить из нее все дерьмо. И которого она оглушила дубинкой.
— Я закрою дверь, ладно? И попрошу медсестру тебя осмотреть. Потом можешь поспать, а утром поговорим.
Прислонившись к стене, Бабах скрестил руки на груди, вытянул ноги и разглядывал Тану сквозь решетку. Он отдавал себе отчет, почему тут стоит: потому что в числе его обязанностей — знать, что происходит в этом поселке, кто с кем дружит, кто к кому подлизывается. К тому же ему стало интересно, чем руководствовался Удав, избив сына вождя. Джейми казался приличным человеком. И, наконец, не мешало узнать, как работает новый полицейский и может ли ее работа подорвать его планы.
Джейми застонал, потом забормотал:
— Никогда… она не должна была… туда, где кости… Нельзя… Нельзя трогать… покинутые кости. Я сказал Калебу — нельзя. Плохо… покинутые… кости…
Бабах нахмурился.
— Что ты сказал, Джейми? — спросила Тана, наклонившись к нему.
Джейми вскрикнул, веки задрожали. Изо рта сползла струйка слюны.
— Согрешила, она… Селена… голодные… мертвые пришли… Забрали ее на свою сторону… темную сторону…
Она подняла глаза, поймала взгляд Бабаха.
— Я же говорю, это грибы. Могли вызвать глюки. Утром все будет нормально.
Она вышла, закрыла дверь. Бабах прошел за ней в кабинет, где стояли три железных стола и дверь с кассовым окном. Стол у двери занимала Розали, другой принадлежал Тане, третий пустовал в ожидании офицера. В дальнем углу, в арке, был уголок-кухня, рядом горела печь. В главный кабинет вели три двери. Бабах знал, что за первой находятся комната для хранения оружия, склад, сейф для вещдоков и крошечная комната с койкой. Вторая вела на лестницу, а оттуда — в скромное жилище полицейского. Третья — в комнату для допросов.
Тана стянула куртку, повесила на спинку стула.
