— Кого ты слушаешь? Хизер?
— Это был ты или не ты?
— Не я.
— У кого здесь еще такой же «АэроСтар», как тот, который стоит в сарае?
— Не знаю никого, кроме Хизер. Может быть чей угодно. Вертолету под силу большое расстояние, констебль. Люди здесь пользуются вертолетами и самолетами так же часто, как горожане — машинами. Это единственный способ куда-то попасть.
Его снисходительный тон действовал на нервы.
— В таком случае где ты был днем в пятницу второго ноября?
— Какое отношение это имеет к делу? Здесь не криминальное расследование.
— Провести?
Его глаза сжались в сердитые щелки, пульсирующее напряжение стало ощутимым.
— Привозил кое-что.
— Кому?
Мышца на его подбородке дернулась.
— Алану Штурманн-Тейлору из лагеря Члико. Я регулярно выполняю его поручения. Два раза в неделю, если позволяет погода.
— Откуда ты это привозишь?
— В зависимости от того, что именно ему надо.
— Всю пятницу ты был занят?
— Весь день пятницы.
— Штурманн-Тейлор может за тебя поручиться?
— Спроси у него. Посмотри в бортжурнале. Все к вашим услугам, констебль. Больше нет вопросов?
Она отвернулась, в голове завертелись мысли. Внезапно налетел ветер, белые кристаллы закружились в танце, как дервиши. Понеслись к границе леса. И Тана просто не смогла удержать слова, слетевшие с губ.
— Я видела Минди, — сказала она. — У тебя дома. Пропахшую алкоголем. Одетую, по всей видимости, в твою пижамную куртку. — Она буравила его взглядом. — Я хочу, чтобы ты знал, О’Халлоран: если я узнаю, что ты издеваешься над этой девочкой, я с тобой разберусь. Ты отправишься куда следует, сколько бы времени у меня это ни заняло.
Он расправил плечи, встретился с ней взглядом. Щелки глаз стали еще уже, челюсть напряглась.
— Я не ношу пижам. Я сплю голый. — Он помолчал, выдерживая паузу. — Не сомневаюсь, что в один прекрасный день ты явишься это проверить, и сначала я был бы, может, даже не против, но теперь ты меня окончательно достала. Давай по порядку. Во-первых, насчет алкоголя. Я не продаю его детям, ясно? Это не значит, что его не может продавать кто-то другой. Если есть спрос, есть предложение. Существует закон, и он не позволяет продавать алкоголь несовершеннолетним. Вот и разбирайся с тем — или с той, кто его нарушил и чуть не убил Тимми. Я тебе даже помогу. Но прекрати обвинять ни в чем не повинных людей. — Он по-прежнему пристально смотрел ей в глаза. — Потому что тебе понадобится помощь.
Все горло Таны горело. Руки в перчатках сжались в кулаки.
— А во-вторых, я не сплю с малолетними. Это понятно?
Она сморгнула. От злости пылали щеки. Ветер усилился. Было холодно. Глаза начали слезиться.
— Так вот. Есть еще вопросы, которые нужно прояснить, прежде чем я выпровожу тебя отсюда?
Слов не было.
— Отлично, тогда пойдем.
Он пошел вперед. Она осталась стоять на месте. Раздраженный, он повернулся к ней.
— Я не шучу. Кроу убьет тебя.
— Зачем тогда все? — спросила она. — Зачем разыгрывать из себя спасателя? Пусть стреляет в меня, тебе-то что.
— Это вопрос с подвохом?
Она смерила его взглядом, желая понять, оценить. Он шагнул назад, к ней.
— Дай угадаю, — сказал он, подойдя слишком близко, заглядывая ей в лицо. Его голос был тихим, нежным. Она нервно сглотнула, и, судя по блеску его глаз, эта нервозность ему понравилась. — Ты знаешь много таких девочек, как Минди, и знаешь их очень, очень хорошо, верно, Тана? Сдается мне, ты и сама была такой девочкой. Точь-в-точь как Минди. Мужчины не слишком хорошо с тобой обращались, и вот теперь пришло время расплаты. Может быть, ты искала спасения на дне бутылки, когда была совсем-совсем юной. Вот почему у тебя так зудит. Вот почему ты ко мне прицепилась.
Щеки Таны вспыхнули, сердце забилось в бешеном галопе.
— Я прав, констебль?
— Пошел ты в задницу, О’Халлоран! — Ее трясло от ярости. — Я поговорю с Минди, с ее родителями…
— Ну, желаю удачи. Отец ее бьет, а мать делает вид, будто ничего не происходит. Поэтому девочка и живет у меня. И прежде чем ты решишь притащить сюда социального работника, напомню еще кое-что: никто не станет принимать всерьез слова стороннего наблюдателя. Ни Минди, ни ее родители. Никто в этом обществе. Нет других жалоб — никто не виноват.
Она посмотрела на него.
— Будь осторожна, — сказал он. — Очень осторожна. Тебе может показаться, что ты знаешь правила игры, но здесь живут по другим правилам.
В небе закричала пустельга.
— И вместо того чтобы винить меня в растлении детей, тебе лучше подумать о том ребенке, которого ты ждешь.
Тану словно ударили электротоком. Глаза вспыхнули.
— Ты слышал, — прошептала она. — Вчера вечером, когда принес суп, ты слышал наш разговор с Адди…
— Да. Может быть, именно поэтому я и разыгрываю из себя спасателя, как ты выразилась. — Он взял ее за руку. — Я вовсе не против, чтобы Кроу тебя пристрелил, но ты ведешь себя по-свински по отношению к ребенку, и я не собираюсь стоять и смотреть, как он погибнет.
Он развернул ее спиной к сараю. Она вырвалась из его рук.
— Катись в задницу. Я и без тебя дойду.
— Тана, Кроу может…
— Просто убери от меня свои лапы, ясно?
Она рванула вперед, чувствуя, как от злости трясет все ее тело. Слова этого человека словно сорвали с нее все покровы. Он видел всю ее подноготную, видел, что у нее внутри. Тану тошнило. Она ненавидела его больше всего на свете — только за то, что он прав, за то, что она злится на его слова. И глубоко в душе она понимала, что источник ее ярости — ненависть не к нему, а к себе.
Хизер смотрела, как Бабах, проводив Тану Ларссон, возвращается в сарай. Напряжение — мрачное, электрическое — нисходило волнами. Она никогда не видела его таким — ни расслабленной улыбки, ни озорных искр в глазах.
— Чего она от тебя хотела? — спросила Хизер, тряпкой стирая с пальцев масло.
— Проверить на практике твои слова — выяснить, мой ли ты видела «АэроСтар».
Она наклонила голову.
— Господи, Макалистер, я же сказал тебе, что это был не я.
— Да ну? Впрочем, я и не сказала ей, что это ты. Просто описала вертолет. Сказала, что он мог быть чей угодно.
В абсолютной тишине он стал собирать инструменты.
— Блин, ну мне-то насрать, ты это был или не ты.
Он захлопнул крышку ящика с инструментами, по-прежнему не говоря ни слова.
